Клоака. Станция потери
Шрифт:
Я подхожу к нему, чувствуя грусть от сказанных им слов. Странное чувство. Меня ведь не должно волновать последняя эта встреча или нет. Но было в Семене что-то такое, из-за чего расставаться с ним не хотелось.
— Почему бы Вам не побежать с нами? Неужели там хуже, чем здесь?
— Там намного хуже, Нина, — говорит он, наклоняясь и целуя меня.
Это был не такой поцелуй, как когда мы сидели на кровати. Всего лишь чмок. Словно муж утром поцеловал жену на прощанье перед работой.
— Последний штрих, — произносит Семен, проведя большим пальцем по моим губам.
А потом
— В луна-парк, по желтой дорожке, — выдыхает он, прислоняясь своим лбом к моему.
— Через лес, к стене. Там нужно найти дверь.
— Только вверх, до самого конца. Ни на что не отвлекайся. Ничего не бойся, — дает он мне последние наставления, каждое из которых заканчивается поцелуем, длящемся дольше, чем предыдущий. — И продолжай врать даже тогда, когда все будут говорить о том, что твои слова — ложь.
Семен ушел, оставляя меня одну.
Вскоре после его ухода в комнату приходит Госпожа. Первым делом она глядит на по-прежнему застеленную кровать. Потом на меня, на мою шею, лицо, руки. Она меня не проверяет. Казалось, что ей и так известно о том, что здесь произошло.
— Возвращайся в комнату и не смей выходить из нее до утра, — приказывает она мне, и я не вижу причин ей не повиноваться.
Ночь проходит спокойно. Относительно. Разбушевавшиеся за вечер фантазии и эмоции не дали мне спокойно проспать до звона будильника, то и дело будя меня образами полуголого Семена. Просыпаясь, я ощущала на себе его руки, губы, дыхание. Мне казалось, что рядом со мной в постели все время кто-то был. Я вновь ощущаю себя подростком в период полового созревания, когда мне впервые начали сниться такие сны. Правда тогда моими партнерами были неизвестные мне парни, которых я в жизни даже ни разу не видела, а теперь все было куда красочнее и запоминающееся.
Утром так же ничего серьезного не происходит. Душ, завтрак, разговоры с Беллой. После обеда нас выпускают погулять.
На улице тепло. Даже слишком. Система сменила в программе сезон. В Клоаке теперь властвует настоящая весна. На деревьях, растущих в «райском саду» — так девушки называют двор — набухли жирные почки. Со дня на день они должны распуститься зеленой листвой и, возможно, мелкими цветочками, если эти деревья плодовые.
Я прислоняюсь к стене дома, наблюдая за охранявшими нас надзирателями. Белла стоит рядом. Я рассказала ей о нашем скором побеге. Я верю в то, что у нас получится. Белла же, услышав мои планы, ничего не сказала. То ли не верит, что мы сможем сбежать, то ли не хочет сглазить.
Я продолжаю осмотр двора, подмечая про себя неутешительный факт: мы не сможем этот двор покинуть. Вокруг нас возведен двухметровый, бетонный забор. Будто тот, кто его строил, не хотел, чтобы отсюда сбежали. Или наоборот попали сюда. Что странно, если вспомнить обстановку внутри «Рая». Вряд ли помещения украсили так после того, как Клоака лишилась своего финансирования. Значит, столь богатая обстановка внутри дома была и раньше.
Теперь вопрос: что это было за здание?
Оно не использовалось как жилой дом. Отдельных квартир со
Непонятно.
— Я еще тогда в поезде поняла, что ты законченная альтруистка, — вдруг прерывает молчание Белла.
О, знакомое чувство.
— Зачем ты осталась в лагере, если могла давным-давно сбежать?
— В смысле? — спрашиваю я, ощущая пробежавший по позвоночнику холодок. — Я не понимаю.
— Все ты понимаешь. — Белла большим пальцем указывает на свою грудь. — Если ты смогла окрутить нашего доктора, то почему до сих пор не попросила его вывезти тебя отсюда?
Надеюсь, что она не замечает вздох облегчения, против воли вырвавшийся из моего горла. Я испугалась, решив, что она знает о жетонах, а Белла, оказывается, говорит о Семене и наших с ним играх во влюбленных.
— Это… Не совсем то, как выглядит, — произношу я, дотронувшись до своей шеи.
Щеки моментально начинают пылать.
— Ну да, — выдыхает Белла, шваркнув носком кроссовок по земле. — Если он и в самом деле нам поможет, и я вернусь домой, то плевать на все. Я просто обо всем забуду и стану жить как раньше.
А смогу ли забыть я? Это место. Этих людей. Тварей, живущих в туннелях. Смогу ли я вновь спуститься в подземку и проехать хотя бы несколько станций, не боясь опять оказаться здесь?
Би-ип!
Не смогу. Если я выберусь отсюда, то никогда больше не спущусь в метро.
— Прогулка окончена, дамы! — выкрикивает один из надзирателей, будто мы и правда заключенные, которым позволили подышать свежим воздухом. — Пора домой!
Все же жить за пределами «Рая» лучше. Там есть хотя бы искусственная видимость свободы.
Мы возвращаемся в свои комнаты. Я ложусь на кровать, намереваясь немного отдохнуть и обдумать то, что произошло со мной за последние сутки, но стоит мне только лечь, как голова тяжелеет, руки и ноги перестают ощущаться частью остального тела, а создание отключается.
Впоследствии я просыпаюсь от оглушающего грохота, поначалу не понимая, что происходит. Открываю глаза, уставившись на непрезентабельного вида потолок. Сердце в груди колотится в бешеном ритме, гулом отдаваясь в ушах. Я буквально слышу свое сердцебиение. Крики, доносившиеся из коридора, только добавляют страха.
Поднявшись с кровати, я наскоро обуваюсь и, вдев руки в свою родную грязную парку, выбегаю из комнаты в коридор. Мысли в голове начинают проясняться, и я понимаю, что время пришло! Либо сейчас, либо уже, вероятно, никогда.
Не зная, где Белла, я бегу к той комнате, в которой она вероятнее всего должна была находиться, надеясь на то, что она окажется именно там, а не где-нибудь еще. Потому что тратить время всеобщей суматохи и хаоса на ее поиски мне совершенно не хочется. И мне везет. Удача вновь поворачивается ко мне своим красивым лицом, потому что искать Беллу мне не приходится, она отыскивается сама уже спустя минуту моего нахождения в коридоре.
— Это он, — говорю я, беря ее за руку.
— Кто?