Клоака. Станция потери

Муссен Анна

— После такого тяжелого дня, я выложусь по полной!

По коридору разносятся грубые, мужские голоса. Их несколько.

Вечер для них уже наступил.

Плевать на все. Всего лишь шесть метров. Это немного. Невысоко. А если я буду не прыгать, а попытаюсь сползти, то как минимум уменьшу это расстояние до пяти. Я забираюсь на подоконник, подол платья чуть приподнимается из-за задувшего под юбку ветра.

Я слышу, как скрипит ручка на двери.

Вдох-выдох. Вдох-выдох. Я крепко сжимаю пальцами оконную раму. Выглядываю вниз, примериваюсь

и заношу ногу для шага вперед. Еще чуть-чуть, и я почувствую небывалую легкость. Главное приземлиться на ноги, а не на голову.

— Эй!

Дверь позади меня хлопнула, но я успеваю опустить ногу в пустоту.

Время, казалось, стало течь намного медленней. Я чувствую, как твердая опора в виде подоконника исчезла. Внутри меня что-то ухнуло, словно я оступилась на лестнице. Что-то тяжелое повисло на мне, обвив меня в районе талии.

Свет от вычурной люстры больно бьет по глазам. Ухо обжигает горячее дыхание того, кто стащил меня с подоконника. Я не успела. Закрыв глаза, я представляю свою дальнейшую судьбу. Госпожа узнает о побеге и ему она вряд ли обрадуется. Еще и Белле может достаться, если она заподозрит ее в надуманном сговоре со мной.

— Нина… — выдыхают мое имя с тяжелым вздохом. — Это было опасно.

Дыхание сбивается от звука знакомого голоса.

Я попытаюсь перевернуться, но руки Семена не позволяют мне пошевелиться. Он продолжает прижимать меня к себе до тех пор, пока его дыхание не становится ровным, а сердце не начинает биться медленнее, возвращаясь в привычный ритм.

Третьи оковы — Упорхнувшие бабочки

Я закусываю губу, стараясь не издать тихого стона. Семен целует мою шею, намеренно прикусывая и посасывая кожу, оставляя на ней небольшие пятнышки — свидетельство того, что «между нами что-то было». Он двигается медленно, уверенно, со знанием своего дела, и мне начинает казаться, что я не прочь пойти дальше, чтобы уж к другому клиенту меня наверняка не пустили.

Как оказалось, тела «райских бабочек» после рабочей ночи Госпожа тщательно проверяла на наличие различного рода следов: царапин, укусов, засосов. Она жетонами наказывает гостей, которые не соблюдали главного правила «Рая»: никаких «меток».

«Метить» девочек было нельзя. Категорически.

Кому захочется повеселиться с девушкой на следующий день, если все ее тело украшают победоносные следы-метки другого клиента? Да никому. Мне бы, лично, точно не захотелось.

— М-м… — мычу я, когда Семен перемещается с шеи на ключицы, прикусывая выпирающую косточку.

Я сразу же прикрываю рот ладонью, стыдясь собственной реакции.

— Больно? — спрашивает он, слегка отодвигаясь от меня.

Его голос сипит, а сам Семен учащенно дышит, разглядывая мое пылающее от стыда лицо. Мы не легли на кровать. Это было бы слишком. Мы просто сидим друг напротив друга и занимаемся моим спасением: Семен целует меня, а я всеми силами пытаюсь игнорировать разливающееся внизу живота тепло.

Всех бы и всегда таким образом спасали. Глядишь, и войн бы стало меньше.

— Нина?

Происходящее сейчас становится слишком приятным для того, чтобы сидеть молчаливым бревном и никак

не реагировать на чужие прикосновения. Я мотаю головой, плотно сжимая губы. Если бы я произнесла «нет», то это бы прозвучало писком маленькой мышки, а не уверенным отрицанием на его вопрос.

Мне не было и не могло быть больно. Даже от его укусов.

— Продолжаем?

Киваю.

Семен вновь приближается ко мне, теперь намереваясь уделить особое внимание моим губам.

— Потерпи еще немного, — словно извиняясь за то, что делает, говорит он.

И начинает меня целовать.

Его поцелуи настойчивые и горячие. Семен притягивает меня к себе; так было удобнее. Я инстинктивно прижимаюсь к нему и обнимаю, ощущая его прерывистое дыхание на своих губах, когда он на секунду обрывает поцелуй, чтобы вздохнуть и вновь продолжить целовать меня.

Если бы я была сторонним наблюдателем, то кричала бы во все горло: «Дура, тебя же используют!» Ну какое спасение в поцелуях и засосах, теперь уже красовавшихся на всех оголенных участках моего тела? Семен ведь, в конце концов, здоровый мужчина, который, в конечном итоге, не выдержит этих прелюдий и зайдет дальше, собираясь сделать то, ради чего отдал Госпоже несколько жетонов…

Мне бы думать именно в таком направлении, сопротивляться, но ни того, ни другого делать совершенно не хочется. Единственное, что меня беспокоит — это отношение самого Семена ко мне и ко всей этой ситуации. Я же, вроде как, ему нравлюсь. И сюда он пришел не ради того, чтобы поразвлечься с девушками, а ради моего спасения.

А ведь я, в первые минуты его прихода, посмела ревностно думать о его «не верности».

Подумать только, в подвале признается мне в любви с первого взгляда, а после проводит вечера в компании обворожительных красоток! Тоже мне, влюбленный воздыхатель. «Мужчины. Все они одинаковые», — именно так подумали бы все женщины мира. И я в том числе. А на самом-то деле, вот как получается: он, узнав, что я попала в «Рай», бежит меня спасать, а я, от помощи не отказавшаяся, нагло использую его в своих корыстных целях.

От этого и горько и как-то противно зудит в груди. Моим червячкам мое поведение тоже не нравится. Все же я совестливая и жалостливая. Как же мне всегда было жалко лучших друзей главных героинь в книгах и фильмах. Их ведь, бедняжек, всегда в конце променивают на смазливых красавчиков. А эти самые красавчики, в начале истории, не брезгуют поспорить с друзьями на то, что до выпускного вечера затащат главную героиню в постель.

Ах, зарубежные фильмы нулевых, вы были такими однотипными.

— Я думаю, — шепчет мне на ухо Семен, — что пора остановиться.

Он крепко сжимает мои плечи, стараясь или отдышаться, или окончательно не потерять рассудок. Я киваю, закусывая ноющие губы. Им хочется еще, еще и еще.

А мне…

— Госпожа поведется на наш трюк.

А мне думать нужно не о том, о чем я сейчас думаю.

— Н-надеюсь, — все же произношу я тихим голосом.

Семен хмыкает. Или усмехается. Или так улыбается. В общем, шумно выдыхает и отстраняется от меня. Его глаза блестят, взгляд блуждает по моему лицу, а руки продолжают оставаться на моих плечах.