Клото. Жребий брошен
Шрифт:
«Со мной все в порядке, — писала Женя. — Он спит. Что мне делать?»
У Алекса заныло внутри — смешанное чувство радости и страха за девушку.
«Хорошо, — ответил он. — Можешь говорить?»
«Лучше sms, боюсь, он услышит».
«Почему не работал телефон?»
«Сядет аккумулятор».
«Не отключай. Аккумулятора хватит надолго, по телефону мы определяем твое местонахождение»
«!»
«Как он?»
Ответ пришел не сразу, и, прочитав его Алекс занервничал.
«Нервный. Одинокий. Несчастный».
«Не расслабляйся! Он не так прост, как кажется. Будь настороже»
И снова он
«Здесь не расслабишься. Что мне делать?»
«Как он себя ведет?»
«Словно ничего не случилось».
«Веди себя так же. Как мы и говорили. Ты — брокер, его гостья».
«У него здесь ноутбук».
«Не торопи события. Главное — не спровоцировать его на агрессию».
«ОК».
«Он говорил о своих планах?»
Ответа не последовало.
Алекс подождал немного — вдруг она продолжит переписку? Нет.
Он поднял глаза на напарника. Тот утвердительно кивнул: «Гриффин» запеленгован, наблюдение установлено. Все, Дескампс теперь никуда не денется — до тех пор, пока включен телефон.
Достав трубку из диванной подушки, Женя вышла на палубу и встала так, чтобы не выпускать из виду дверь в каюту, где спал Оливье Дескампс. Потому-то и боялась говорить вслух — вдруг Дескампс услышит? Торопясь, отстучала первое sms и, получив ответное от Алекса, очень обрадовалась — значит, он вернулся!
Что ни говори, а общаться с ним было намного легче, чем с его шефом или даже с Ильей. С Алексом Женя чувствовала: ему ее судьба небезразлична. Для других она была всего лишь подсадной уткой, пешкой, которой в случае чего можно и пожертвовать. Да и веры ему было больше — несмотря ни на что.
Писать сообщения и следить за дверью каюты оказалось очень сложно. Женины нервы были натянуты, как струны. А вдруг дверь распахнется — и что тогда ей делать? Куда прятать телефон? Поэтому, когда в окне каюты ей померещился силуэт Дескампса, она со всех ног ринулась обратно в кабинет и судорожно спрятала телефон на прежнее место. А потом побежала обратно на палубу. Подождала немного — никого. Подбадривая себя, на цыпочках прокралась к каюте, приоткрыла дверь и заглянула — Оливье спал в той же позе, в которой она его оставила. Лицо его во сне ничуть не разгладилось, не стало мягче или спокойнее. Наоборот, глаза еще больше ввалились, а лоб беспокойно хмурился. Похоже, Дескампса мучили кошмары.
Женя вышла на палубу, села в шезлонг и вздохнула: остается надеяться, что ее скоропалительное решение в одиночку взойти на борт лодки Дескампса не было обыкновенной девчачьей глупостью. И все, что она вынуждена здесь переносить, — не напрасная жертва. Если все получится, она не только избавится от тени Моссада на своей судьбе. Она поможет Алексу поймать тех, кто убил его родных… Она поможет, она может, может…
Как-то незаметно накатила дремота. Женю разморило.
В полусне пришла мысль: зато теперь она знает ответ на тот вопрос, который задавала себе во время долгой, тягостной поездки в троллейбусе, сразу после шока
Она знает, зачем люди платят огромные деньги за возможность провести на лодке две недели в году. Возможность побыть наедине с собой дорогого стоит. Потому что на самом деле она бесценна. Особенная, живая тишина, которой пронизаны просторы морей, охватила ее, словно прохладные ладони. Страх ушел, остался за гранью этой тишины. Ветер, оставляющий привкус соли на губах, облака — отражение волн в небесной сини, нирвана, поглощающая боль и ужас.
Жене чудилось, как она летит над собой и над морем таким же облачком, просвеченным солнцем и напоенным соленой влагой… И вот-вот поймет, что ей — маленькой, телесной Жене там, внизу — делать теперь. Поймет, что ей делать и зачем она здесь…
Женя спала.
День стоял ясный, безоблачный. Голубизна неба и моря отражались друг в друге, создавая фантастическую игру бликов и красок.
Женя очнулась. Ей уже не было так страшно. Возвращение Алекса все меняло. У нее появилась надежда.
Шум моря, легкий бриз, крики чаек вдруг приблизились, стали слышнее. Бесконечные черные мысли, с которыми Женя успела свыкнуться, впервые отошли на второй план. Она впервые позволила себе поверить: все еще может кончиться хорошо. И не только для Алекса с Эшколем, но и для нее, Жени. Она сильная, она справится.
И кто знает, может, после того, как все будет позади, у них с Алексом… «Размечталась! — оборвала она себя, насмешливо и резко. — Сначала о Диме столько лет грезила, все глаза проглядела. А теперь новый идеал нашла — уж точно недостижимый. Молодец, Коростелева! Самое время девушке помечтать! А то глядишь, новой возможности и не представится. Никогда».
Женя решила подумать о хлебе насущном. То есть буквально — пойти и похозяйничать на кухне. Порывшись в запасах Оливье и отметив, что с водой и продуктами на лодке все обстоит прекрасно, Женя поняла: хочется оладий. Очень. Значит, к завтраку будут оладушки. Женя завязала фартук и приступила к готовке.
Когда в тарелке лежала уже дюжина румяных оладий, на кухню заглянул Оливье. Спал он от силы часа три, но выглядел уже лучше. Немного лучше.
— Вот, — сказала она, немного смущаясь, — решила приготовить оладьи. Вы любите?
Оливье неопределенно пожал плечами и сел за стол.
— Ах, как их делала моя бабушка! — продолжала Женя. — У меня так не получается.
Она поставила перед Оливье тарелку. Тот вялым движением взял один оладушек, поднес было ко рту, но опустил руку.
— Вы родились в Москве? — хриплым спросонья голосом спросил он.
— Нет, в Севастополе… Такой приморский город…
Женя подождала немного, но Оливье не спешил продолжать разговор. Тогда решилась она:
— А вы? Где вы родились?
Оливье поднял глаза и долго-долго смотрел на нее. Женя совсем было решила, что вот сейчас он заговорит о другом, не ответив на ее вопрос, когда Дескампс неожиданно произнес:
— В деревне под Марселем… Знаете эти двухэтажные палаццо, которыми так умиляются туристы? Гниль и труха. Чертов виноградник. Будто во Франции больше нечем заняться. Винодельческое дело, бла-бла-бла. Все осталось, как было в семнадцатом веке.