Клоуны водного цирка
Шрифт:
— Я буду играть сегодня?!!
— Ты не должен этого бояться. Тебя это должно радовать.
— Радовать?! Я на арену выйду. С кайкапами.
— И с кайкапами и с другими игроками. Это важнее.
— Почему?
— Потому что сегодня гонки. А в моих силах сделать так, что тебе подберут неважнецких соперников.
— Что вы от меня хотите?
— Вот это я и пытаюсь тебе объяснить. — Бонифаций наклонился так, что почти залез на стол. — Карел, если ты выиграешь сегодняшние гонки, то завтра отправишься домой.
Карел смотрел на Бонифация
— Кроме того, ты получишь сто золотых. От меня, лично. Больше тебе не надо, верно?
— Почему?
— Почему всего сто?
— Почему вы это делаете?
— Лишний вопрос. Прими расклад, как есть и пользуйся им.
— Предположим, я выиграю сегодняшнюю игру. Но кто меня отпустит? Из камеры Цирка выходят или через центральный выход, торжественно и с золотом или через задний, по кусочкам.
— Выйдешь через задний с золотом. Без торжеств. Карел, я здесь не последний человек и в моих силах организовать так, что ты можешь пойти куда угодно. Да и не заметит никто твоего отсутствия. Вас в камере больше сотни, пропажи тебя никто и не заметит.
Карел сузил глаза.
— Ты сейчас подумал, что под «пропажей» я имею в виду совсем не то, что сказал. Верно? — засмеялся Бонифаций. — Успокойся. Твой труп мне ни к чему. Возни много, прятать его. Найдет кто-нибудь или заметит. Вопросов будет столько, что вовек не отмоюсь. Вот тебе честное слово. Слова сенешаля и слово купца. Выиграешь сегодняшнюю игру и отправишься куда хочешь. Но сегодняшнюю игру, ты должен выиграть. Обязан, Карел!
— Ваш какой интерес?
— Какой ты любопытный, — вздохнул Бонифаций, — упрямый, я бы сказал. Тебе не все равно? Цель есть, способ указан, награда обозначена. Зачем тебе причины?
— Простите мою дерзость, но я все-таки немного знаю вас.
— Ах, да. Ты же меня не любишь. Оттуда и недоверие?
Карел снова уставился в стол.
— Ладно. С тобой видимо надо быть честным. — Бонифаций налил еще себе вина, — последнее время мои торговые дела, мягко говоря, в упадке. А если говорить не мягко, то мои финансы переживают катастрофу. И я, собираюсь поставить все свои деньги на тебя.
— Вы готовы так рисковать из-за раба?
— Из-за тебя?! Ты тут причем? Ты инструмент, который решит мои проблемы. Инструмент крепкий и надежный. Ты не просто так прошлый сезон выиграл. Но, чтобы свести возможный риск к минимуму, я организую так, что соперников тебе подберут послабее… хотя я уже говорил. У меня выхода другого нет. Я мало того, что все свои деньги на тебя поставил, я еще и занял серьезную сумму, чтобы увеличить предстоящий выигрыш.
— На меня многие будут ставить.
— Никто не знает, кто будет сегодня выступать. Я позаботился. А ставки были слепые. Только по номерам. Ты будешь пятый.
Бонифаций сделал несколько глотков, поймал взгляд Карела и добавил:
— Прости, тебе вина не предлагаю, тебе сегодня выступать.
— Можно воды? Я пить хочу.
— Ну не буду же я тебе наливать. В камере воды полно,
— Понимаю, — ответил Карел.
— Рад, что мы с тобой поговорили, и ты не держишь на меня зла. Главное, это дело. Верно?
— Верно.
— Все. Иди.
Бонифаций взял со стола колокольчик и потряс им. Дверь открылась, Карела увели.
Зыбкая, вязкая дрема накатила в середине дня и Эрик, лежа на животе, услышал собственный храп. Встрепенулся, убрал с губы слюну и с сожалением понял, что проснулся. А жаль. Сейчас хорошо бы поспать. И боль бы меньше чувствовалась и сил бы было больше для ночного побега.
Внизу кто-то смеялся. Эрик не обратил бы внимания, но смех нарастал и мешал заснуть. Мысль наорать на них, мелькнула и сразу ушла. Если так избегал главенства в камере, то нечего и вести себя, как бугор.
Но спать смешливые соседи мешали и Эрик невольно заинтересовался, что там происходит.
Сютрель стоял посредине камеры, у решетки и с преувеличено озабоченным видом чесал у себя в затылке.
— Даже не знаю, что с тобой делать? Ничего четкого и забористого в тебе нет. Как тебя обозначить врубиться не могу. А без погоняла нельзя. Никак нельзя.
Перед ним стоял новенький, тот самый, что дверь рассматривал. Что в происходящем было смешного, непонятно, но остальные веселились вовсю.
— Я доктор, — осторожно и испуганно сказал новенький, — может так, и будете меня называть, раз по имени нельзя?
— Да, я бы со всем нашим удовольствием, — Сютрель участливо приложил руки к груди, — но погоняло «Лекарь», на одном уже висит. Где он? А вот, знакомься, — Сютрель ткнул пальцем в Шпринку, который после «знакомства» заржал еще сильнее.
— Скажи, Лекарь, ты ведь не отдашь ему свою кликуху? — серьезно спросил его Сютрель.
Шпринка уткнулся лицом в матрас и стал всхлипывать от смеха.
— Видишь? Не отдаст. Вон как расстроился. Может Коновалом будешь?
— Я не коновал, я доктор! — возмутился новенький.
Голос показался Эрику знакомым. Но убей бог, он не помнил, где его слышал.
— Ты расскажи, как на крытку попал? Может по пролетке тебя сблатуем и кликуху дадим?
— Что?
— Я тебя спрашиваю, как на нары приземлился? За что тебя сюда?
— А. Это, — новенький опустил голову. — Понимаете, я…
— Не понимаю. Говори сразу и по делу. И привыкай так говорить всегда. Без соплей и исповедей. Не вздумай врать, просекут с лету!
— Я здесь за убийство, — опустив голову, произнес новый обитатель камеры.
— Ты?! За мокруху?!! И кого же ты замочил? Мышь на навозной куче?
— Нет, — тихо ответил новенький. — Семь человек. Семью. Отца, мать, трех сыновей и дочь. А также их горничную и конюха.
Смеяться перестали. Чуть охреневший от полученной информации Сютрель смерил его недоверчивым взглядом и спросил: