Кловис Дардантор
Шрифт:
— Кто знает? — философски заметил по этому поводу Жан, убежденный, что случай играет в человеческой судьбе решающую роль.
Будучи в пути лишь двадцать пять минут, «Аржелес» пока еще не развил полную скорость и, отойдя от волнореза на милю, [35] готовился взять курс на юго-запад.
В этот момент доктор Брюно, находившийся на юте, схватил подзорную трубу и направил ее в сторону порта на некий быстро перемещавшийся объект, увитый клубами черного дыма и белого пара. Моментально сообразив, что это такое, он, вскрикнув от удивления, помчался к лестнице, взлетел на капитанский мостик и там, задыхаясь от бега, вручил Бюгарашу оптический прибор — и все это за полминуты.
35
Миля —
— Взгляните, капитан! — указал он на предмет, который, приближаясь, увеличивался в размере.
— Самоходный баркас.
— Думаю, он пытается догнать нас.
— Без сомнения! Видите, оттуда подают сигналы.
— Может быть, стоит судно остановить?
— Не уверен. Что им нужно от нас?
— Узнаем, когда подойдут поближе.
— Ну-ну, — пробормотал капитан, по-видимому не очень-то расположенный отключать гребной винт.
Но доктор Брюно не сдавался:
— Я думаю, «Аржелес» догоняет опоздавший пассажир.
— А, месье Дардантор, прозевавший отплытие!
Действительно, для подобного предположения имелись все основания. Баркас, набирая скорость, пытался нагнать судно, прежде чем оно выйдет в открытое море. Наверное, господину, чье отсутствие столь горько оплакивали супруги Дезирандель, пришлось раскошелиться.
Капитан Бюгараш не относился к людям, готовым пожертвовать стоимостью билета первого класса, лишь бы не задерживать судно на несколько минут. Громко выругавшись, как и подобает южанину, он приказал застопорить машину.
«Аржелес» прошел на прежней скорости один кабельтов, затем начал постепенно сбавлять ход и, наконец, остановился. Катившиеся наперерез волны стали сильнее прежнего раскачивать пароход, к вящей досаде пассажиров, и так уже страдавших от приступов морской болезни.
Баркас столь стремительно летел к судну, что его форштевень высоко выступал из пенившейся воды. Уже можно было различить фигуру человека, стоявшего на носу лодки и махавшего шляпой. Месье Дезирандель, только что поднявшийся на капитанский мостик, спросил доктора Брюно, стоявшего рядом с Бюгарашем:
— Чего вы ждете?
— Вон тот баркас.
— А что ему надо?
— Одарить нас еще одним пассажиром, наверняка тем, что опоздал.
— Вы имеете в виду месье Дардантора?
— Может быть, если его так зовут.
Месье Дезирандель схватил подзорную трубу, протянутую врачом, и после ряда бесплодных попыток разглядел все же барк в окуляр инструмента.
— Это он! Это он! — вскричал толстячок и поспешил сообщить добрую весть матери Агафокла.
Баркас был уже не более чем в трех кабельтовых от «Аржелеса» слегка покачивавшегося на мелкой зыби и время от времени с шумом выпускавшего из клапанов избыточный пар.
Катер подошел к борту судна в тот миг, когда месье Дезирандель, несколько побледнев после посещения супруги, вновь появился на палубе. С парохода была спущена веревочная лестница с деревянными ступеньками, прижавшаяся к предохранительной сетке.
Пассажир расплатился с хозяином баркаса, причем, по-видимому, по-королевски, поскольку моряк гаркнул: «Благодарю, ваше превосходительство!» — так, как это умеют только лаццарони. [36] Через несколько секунд богач в сопровождении слуги с чемоданом в руке был уже на палубе и, ловко покачиваясь, сияя улыбкой, поприветствовал присутствовавших. Затем, заметив месье Дезиранделя, собиравшегося упрекнуть его, новоприбывший звонко хлопнул толстяка по животу и прокричал:
36
Лаццарони — люмпен-пролетарии в Южной Италии.
— А вот и я, папаша!
ГЛАВА III,
в
Месье Кловис Дардантор родился за сорок пять лет до начала нашей истории, в доме номер четыре, на площади Лож, что расположена в административном центре департамента Восточные Пиренеи, славном патриотическом Перпиньяне, известном в древности как Русино — столица княжества Руссильон. [37] Сей господин представлял собой вовсе не редкий в милых провинциальных городах типаж: рост выше среднего, широк в плечах, крепко скроен, голова круглая, волосы редкие, с проседью, каштановая борода лопатой, рот большой, зубы великолепные, взгляд живой, руки ловкие, мускулатура развита больше, чем нервная система, силы и способности в гармоничном равновесии, ноги крепкие, хорошая закалка и телесная, и моральная, бодряк, неутомимый говорун, находчивый и расторопный, — в общем, добрый малый, хотя и властный, и к тому же южанин — насколько может быть им тот, кто родом не из Прованса, где юг Франции находит свое наиполнейшее выражение. Добавим к сказанному, что природа одарила его несокрушимым здоровьем и завидным пищеварением.
37
Руссильон — край, которым поочередно владели Испания и Франция; ныне составляет большую часть департамента Восточные Пиренеи.
Кловис Дардантор оставался холостяком, да и трудно вообразить подобного человека опутанным семейными узами или шептавшим нежные слова своей возлюбленной. И причиной тому не было женоненавистничество — наоборот, этому достопочтенному гражданину нравился прекрасный пол. А не вступал он в брак по более высоким мотивам. Славный перпиньянец даже не представлял себе, чтобы здоровый и телом, и духом мужчина, занятый серьезным делом, нашел время размышлять о супружестве. И был весьма последователен в своих убеждениях, не допуская и мысли о вступлении в брак ни по зову сердца, ни по холодному расчету, где имеют место и общее владение имуществом, и раздельное, — словом, соображения, весьма обычные в нашем низменном мире.
Холостяцкий образ жизни вовсе не означает праздность. И подтверждением этого мог бы служить месье Дардантор. Состояние в два миллиона, которым он обладал, не досталось ему по наследству в виде поместий или иных форм собственности, а явилось исключительно результатом собственного труда. Умело вкладывая капитал во многие промышленные и коммерческие предприятия — в кожевенные заводы, добычу мрамора, изготовление пробок, виноделие, — он неизменно извлекал немалую выгоду. Но большую часть своих способностей и времени наш герой отдал бочарному производству, столь значимому в его родном краю. Достигнув материального благополучия и в сорок лет удалившись от дел, он не захотел довольствоваться ролью богатого рантье-скопидома, озабоченного тем, чтобы как можно экономнее расходовать деньги. Наоборот, Дардантор жил широко, не пренебрегая путешествиями, особенно в Париж, куда он частенько наведывался.
Семья перпиньянца состояла из одного человека — его самого, коим и завершался безнадежно длинный ряд предков. Ни одного родственника ни по восходящей, ни по нисходящей линии, разве что где-то в двадцать шестом или двадцать седьмом колене, а тут, как свидетельствует статистика, все французы, начиная с эпохи Франциска Первого, [38] успели породниться. Но о подобных родичах не принято заботиться, поскольку каждый человек за два тысячелетия христианской эры заимел сто тридцать девять квадрильонов предков, и, следовательно, все мы находимся в родственных связях.
38
Франциск Первый (1494–1547) — французский король с 1515 года.