Клуб интеллигентов
Шрифт:
(На углу красуется резолюция: «Обязательно выяснить».)
25 августа. Я пропал... Вряд ли перенесу... Должно быть, мне голову проломили. Направился сегодня в новый дом (иначе пригрозили выговора не снимать) для расследования жалобы на месте. Заводит меня рабочий в свою новую квартиру и сетует: «Видите, паркет пляшет, двери не закрываются, воды нет, потолок каждую минуту на голову может обрушиться и т. д., полюбуйтесь, пожалуйста, и исправьте». — «Нет, говорю, товарищ, погоди, для такого дела нужны указания свыше. Изложи жалобу в письменном виде». А тут этажом выше что-то стукнуло легонько, и как хрястнет лепка с потолка мне на голову — я так на пол и сел. «Убийцы! — ору я. — Это покушение на мою личность!» А эта скотина
(дрожащей рукой проставлена одна буква «К»)
18 ноября. Приступил к работе, только сил будто и нет. За время болезни потерял 4,05 кг живого веса — это не шутки. Вдобавок за это время чертовы мыши сгрызли пакет заявлений в полтора пуда, которые я из году в год хранил с такой заботливостью, и на которые в мое отсутствие никто не ответил. Что будет, если жители вспомнят и спросят, куда я их подевал? Не сожрал ведь я их, я не крыса... Пора заканчивать, приглашает министр, надо идти...
На этом записи в дневнике обрываются.
Опросом работников учреждения покойного было установлено: никаких достоверных данных о кончине упомянутого лица не сохранилось. Один лишь слух, вернее рассказ уборщицы из строительного треста. Она все слышала и видела сквозь замочную скважину. Как только Кирварпа в тот день воротился из министерства, тотчас в его кабинет, никого не спрашивая, проскользнула незваная гостья. «Начальник, я к вам», — вежливо склонилась она. Не поднимая головы и не взглянув на пришелицу (он никогда не смотрел человеку в глаза, а все как-то воспринимал затылком), начальник закричал: «Вон! Я занят! Время сейчас нерабочее!» Гостья второй раз вежливо поклонилась и промолвила: «Но я за вами пришла. Я — смерть». Кирварпа, разъяренный донельзя, стукнул кулаком по столу: «Неважно! Пиши заявление. Прошу соблюдать порядок и не запугивать...» Но тут он почувствовал, как по спине его забегали мурашки, и впервые за свое начальствование решился взглянуть на клиента. Поднял голову, откинулся и... так и оцепенел с выпученными глазами...
Вот и все. Положение дел разъясняют некоторые данные медэкспертов, производивших вскрытие тела:
«...В голове гражд. Кирварпы мозг не обнаружен: она целиком забита всевозможными распоряжениями, указаниями, резолюциями и даже каким-то образом в нее засунута телефонная абонентная книга; глаза — видят только то, что душе угодно; барабанные перепонки заменены какими-то звуконепроницаемыми металлическими пластинками; нос — имеет свойство издалека чуять настроение высших начальников; вместо сердца вмонтирован обыкновенный заржавелый будильник, который точно и с чувствительной дрожью сообщал время обеда, минуты приема граждан и последний час рабочего дня; в жилах — ни капли крови, одни жидкие чернила; глотка — широкая, брюхо — бездонное... После смерти труп найден в таком положении: ногами повернут к двери, а на подошвах сапог белеет надпись, сделанная мелом: «Рабочий день окончен. Приема нет».
МОЛЕБСТВИЕ ВСЕХ СВЯТЫХ
Созрела необходимость созвать конференцию работников комбината «Делу — время, потехе — час». Настало время посовещаться по вопросам экономии материалов, ибо из целого бревна временами выходила всего одна зубочистка, и та непрочная, быстро ломалась. Бывали случаи, когда дерево целиком переводилось в отходы — шло в стружку или на дрова.
— Товарищи! — сказал председательствующий. — Нам необходимо избрать рабочий президиум, так как без президиума, вы сами знаете, мы как без рук. Нам необходим, так сказать, руководящий орган, без которого никакие конференции немыслимы и успешными быть не могут... Слово для предложения по составу президиума имеет наш заслуженный рационализатор, сотрудник конструкторского
Грянули аплодисменты, которые тут же поредели и угасли.
— Разрешите, товарищи, ваши аплодисменты считать единодушным одобрением, — объявил председательствующий.
Макамаушис взобрался на трибуну, удобно облокотился на нее, вытащил кипу бумаг, надел очки и, прочистив горло, прочел:
— Дорогие друзья! Есть предложение избрать в президиум двадцать человек. Что, много? От четырех десятков совсем немного. Коллектив должен быть широко представлен. Предлагаю следующих товарищей. Первый. Бранктас Бернардас Аполинарьевич. Он — лауреат районного конкурса модных танцев, усердный сотрудник стенгазеты, бывший игрок нашей футбольной команды, забивший в свое время в ворота противника четыре гола, а в свои — лишь два, и те по вине вратаря; победитель кулинарных соревнований, член редколлегии журнала «Пеленки», примерный отец семейства. Его жена представлена к ордену «Мать-героиня»...
Торжественное чтение вдруг перебила несмелая реплика из зала:
— Нельзя ли покороче?
Макамаушис снял очки и оглядел зал: кто это посмел?
— Тут, товарищи, поднят вопрос: нельзя ли короче? Нет, товарищи, ни в коем случае нельзя. Это было бы неуважением к трудящемуся человеку, умалением его заслуг, а заслуги людей принижать нельзя. Это было бы неуважением человека, того человека, который строит. В последние годы значительно уменьшилось количество случаев пьянства и хулиганства. Вот и на нашем комбинате из года в год хищения все реже и реже...
— Ни черта! Не заправляй арапа! Это не к делу. Читай кандидатов.
— Стало быть, жена товарища Бранктаса станет героиней... А что это показывает? Это показывает, что в нашей стране материнство охвачено...
— Боже мой, уже половина седьмого! У меня билет на матч «Жальгириса»...
— И у меня...
— Быстрее ты, шарманка! Мне еще ребенка надо из садика забрать!
— Мне к семи в кино...
А Макамаушис снова отыскал в списке фамилию Бранктаса:
— В 1905 году товарищ Бранктас участвовал в войне с японцами, а в Отечественной войне не участвовал по старости, сыновей не имел. Зато все три его дочери вышли замуж за солдат, а одна даже за милиционера, сержанта запаса...
Роптание и суета в зале все росли и становились угрожающими.
— Чтоб тебя черт побрал! Читай дальше!
— Придет срок — будет и сынок, — с сонным спокойствием произнес бархатный голос Макамаушиса. — Не надо горячиться и выражать вслух свои чувства. Недавно я прочел в газете статью кандидата медицинских наук, заместителя заведующего отделением больницы, депутата апилинкового совета, члена комиссии по охране здоровья, специалиста по борьбе с бешенством, фельдшера Аппетитаса, в которой он разбирает симптомы и причины нервности общества...
— И как у него язык не отвалится!
— Пропадет мой билет...
— Я ждать не буду, пойду. До начала матча всего десять минут!
Голоса протеста собирались в грозовую тучу, но Макамаушис словно врос в трибуну, и никакой вихрь не мог вырвать его. Теперь он заблудился в списке кандидатов и обратился за помощью к участникам конференции:
— Товарищи! Не помните ли случайно, на каком товарище я тут остановился?
— Бранктаса предлагал! Валяй дальше.
— Вы, товарищи, реплики не бросайте, потому что времени вам отвечать нет. Давайте, товарищи, дорожить своим и чужим временем! Объявляю следующего кандидата. Вторым в президиум предлагается товарищ Дельча, художественный руководитель джазовой капеллы, дирижер, композитор, лауреат премии за музыку к песне «Твой взъерошенный шепот», слова Макамаушиса. В настоящее время он пишет музыку к песне «Ой, как опьяняет цвет твоих глаз!» Слова тоже мои.