Клуб, которого не было
Шрифт:
– Разве это демонстрация, – хмыкает Хомяк.
Ну да, раньше-то оно повеселее было. И квартиру с полами деревянными в Пренцлауэрберге за сто тысяч никто не пытался продать.
До дизайнерской лавки «Дом» на Хакеше Маркт десять минут. Их хватает, чтобы из наших плохо утепленных тушек выветрилось тепло дешевого супа.
Я сдаюсь – покупаем массивную серебристую пластиковую люстру с парой сотен висюлек. Хомяк клянется, что приделает к ней моторчик и она будет вертеться. Распятие Карлсона.
И два торшера взять обязательно. Куда – непонятно, но знаю – пригодятся. Хомяк одобряет. Продавцы желают нам в Москве нечеловеческого успеха.
У
Бравый поджарый проводник радостно вытер лысину и приветствовал нас цифрой «сто пятьдесят». У бригады один рейс в две недели. Для проводника я с «Колиным старьем» т- птица счастья. Гуляем на все сто пятьдесят: Хомяк въезжает на тележке в вагон легко и радостно, как выпархивает на лед японская фигуристка, не успевает проводник икнуть. Несколько заездов – и рулоны обоев, ведра
золотой краски, тюки с пластиковыми буддами, скрученные трижды торшеры, лампы, занавеси, панели и многострадальная люстра невероятным мошенническим образом размещаются в купе. Мне остается левый нижний уголок окна, нижняя полка и узкая (только осторожно!) дорожка, по которой можно выползти в туалет. Я часть этого тетриса.
Позвонил Игорю в Москву, предупредил о масштабах бедствия – каким автогеном он будет меня отсюда вырезать? – и успокоился.
Польская таможенница открыла дверь, хотела «здрасте» сказать, но, оценив обстановку, немедленно дверь закрыла и ретировалась подобру-поздорову. Работать барышне не хотелось – а может, из чувства локтя не хотелось- поезд задерживать.
Белорусский мужчина с округлым бабьим лицом и испуганными глазками долго качал головой. Описывать и декларировать, декларировать и описывать. Ничего себе ремонт у вас дома. И обои тоже б/у? Нет-нет, декларировать решительно. Оплата на вокзале, в течение двух часов или трех, не могу сказать точнее. Честь белорусской таможни была полюбовно оценена в тридцать евро.
Брест, Минск, Смоленск – спал я крепко, и в дешевых наушниках старик Коэн сквозь сон повторял мне, что сначала Манхэттен, потом Берлин и всяк об этом знает, вот так оно: всяк знает – и ошибался безбожно.
Мой персональный хит-лист мерзких слов: «привоз», «отксерить» и «духовность». «Духовность» – значит, очередной видный деятель порет чушь, по простоте душевной или с осознанной целью (простите, мои учителя литературы, это не на вашем веку вошло в практику). «Отксерить» звучит будто мышь покакала. Привоз. Одесского Привоза не запомнил, в момент его посещения с мамой мне было года три. Но здесь не о рынке. Привоз – организация концерта западного артиста, иностранца, инопланетянина – любимое слово в местной клубной практике.
– Что у вас будет происходить?
– Регулярные привозы!
Жуть, да и только. Знают ли все эти фрэнки наклзы, что они для принимающей стороны – Памела Андерсон для Бората Сагдиева? Ну тот, положим,
– Кто сегодня играет?
– Фрэнки Наклз!
– Кто??
– Иностранец!
– А-а!
И только те, кому несчастный Фрэнки Наклз зачем-то жизненно необходим, останутся за турникетом, не пройдя фейсконтроль.
Привоз блещет бойким шулерством и требуется в целях политических и репутационных – что внезапно роднит его с духовностью. Привоз грозит убытком площадке и заработком промоутеру: промотать чужие деньги с пользой для себя – созвучно названию профессии.
И самое ужасное, что этим словом я начинаю пользоваться сам.
Три четверти музыки, звучащей в ушах соотечественников, родом из этой страны. В моем ноутбуке, в автомобиле Игоря, в саунд-системах Юли, Олега, Антишанти, подозреваю, пропорция обратная. Я все не возьму в толк, как забить тридцать дней в расписании (триста шестьдесят пять для острастки) отечественными артистами, избежав посредственности, скуки, убожества. Я не дырки хочу затыкать и не селебритиз заманивать на коктейль при иностранном диджее. Хочу той музыки, которую слушаю сам, слушают мои друзья и друзья моих друзей. В десятимиллионном городе – неужто нас не соберется тысяча за вечер?
Стоп, «нас» – тоже слово нехорошее. Объединитель масс нашелся. У самого социальная компетенция стремится к нулю: дизайнера месяц искал, и что нашел? «Колино старье». Хорошо хоть, легенду скроили и журналистам ладно слили – про то, как фуры с интерьером через заснеженную границу из Берлина шли. Видели бы они меня в этой фуре. Ну-ну.
Не ищу отличий – ищу сходства. Для пресыщенных мрачных типов в худи хочу привезти Prefuse 83. Для успешных домохозяек, геев и сочувствующих – Джей-Джей Йохансона. Для эстетствующих любителей дичи – Джими Тенора. Потому как сидеть, запершись, каждый день с одними лишь эстетами или домохозяйками – скучно, скучно, скучно. Иностранные деятели искусств у нас точно полмесяца под себя подомнут. По-моему, так правильно.
И пишу письма агентам, и напоминаю о себе, и восстанавливаю давнишние случайные контакты. Молчу как партизан. Мы уже проболтались про приезд Gogol Bordello – нью-йоркский выход с цыганочкой, которым не первый месяц бредит город. Друзья-журналисты не удержали язык за зубами и, разумеется, сглазили: усатый фронтмен Юджин Хатц вдруг перестал отвечать на письма, и зря я, сидя на Манхэттене, донимал его автоответчик звонками – автоматическая баба на том конце держала оборону.
Не понял пока, относить ли к привозам Михаила Боярского. С одной стороны, отечественный продукт. С другой – инопланетянин среди наших «Маркшейдеров» и «Аукцыонов». Игорь, когда цифру гонорара услышал, замахал руками – чур меня, чур, прогорим. Но почему, интересно, иноземцу мы это платим, а д'Артаньяну – шиш? Почему вечер-встреча с тетей Валей Леонтьевой – не годится? Ведь, скажите на милость, у кого в детстве был Фрэнки Наклз? А у кого тетя Валя? Я за тетю Валю. Ее нужно везти из деревни, пока не поздно: тетя Валя старенькая. Лучший будет привоз.
Новости публичной сферы.
Игорь зарегистрировал для официального сайта домен
К нам, спотыкаясь о ведра маляров, зачастили журналисты и фотографы – интервью перед открытием. Читающий шестилетний сын Игоря в одном журнале разглядел папу с каким-то Хомяком, в другом – с каким-то Гольденцвайгом. Пришел в восторг: папа с клоунами работает.