Клуб любителей фантастики, 1959-60
Шрифт:
Стихи чаще всего возникали на улице. В хаосе впечатлений и мыслей они вспыхивали на короткий миг в каком-то идеальном совершенстве и… исчезали. Потом их приходилось отыскивать по частям, менять и подбирать рифмы, терпеливо оттачивать строфы. И Русанова не покидало ощущение, что все написанное им — это лишь беглый эскиз чего-то очень большого, но пока неуловимого, ускользающего…
В новогоднюю ночь почему-то не хотелось думать о стихах. Может быть, это была усталость. Может быть, грусть, потому что новый год был для Русанова шестидесятым годом жизни.
Русанов шел, прислушиваясь к тихому
У фонаря дорогу Русанову преградила снежная крепость. В электрическом свете башни крепости сверкали алмазной россыпью снежинок. «Недостроили», — подумал Русанов, заметив лежащие рядом деревянные санки и металлическую лопатку. Мелькнула нелепая мысль закончить крепостную стену. То-то удивятся утром ребятишки…
Русанов нагнулся, чтобы поднять лопатку, но в этот момент его кто-то сильно толкнул. Падая в снег, он услышал звук разбивающегося стекла и возглас:
— Простите, пожалуйста…
Голос был такой сконфуженный, что Русанов даже не успел рассердиться. Чьи-то руки помогли ему подняться. Перед ним стояла невысокая девушка в зеленом лыжном костюме. Глаза незнакомки, казавшиеся сквозь стекла очков удивительно большими, выражали крайнюю растерянность.
— Извините, пожалуйста, — еще раз пробормотала девушка.
Она осторожно обошла Русанова и подняла лежащий около столба небольшой газетный сверток. Русанов услышал вздох.
— Так и есть… Разбила, — огорченно сказала незнакомка.
Русанов почувствовал себя виноватым.
— А что случилось? — спросил он.
— Я пластинку несла. — объяснила девушка, — негатив, понимаете? Ну, а когда на вас налетела, выпустила пластинку, и она ударилась о столб.
Девушка развернула сверток. Негатив имел странный вид: на черном фоне светлая полоса с темными линиями.
— Что это такое? — удивился Русанов.
— Спектр. Понимаете, спектр звезды Процион из созвездия Малого Пса.
Русанов с интересом посмотрел на незнакомку.
«Лет шестнадцать, — подумал он и тут же поправился: — Больше, больше! Наверное, двадцать пять — двадцать шесть».
— Послушайте, — сказал Русанов, — куда это вы бежали в полночь с негативом?
— На телеграф, — ответила девушка. — Понимаете, такое открытие…
Русанов тихо рассмеялся. Он любил неожиданные встречи. Настроение как-то сразу улучшилось.
— Открытие? — переспросил он.
Незнакомка ответила шепотом:
— Открытие, Константин Алексеевич.
— Так уж и Константин Алексеевич? — Русанов хитро прищурился.
— А как же, товарищ Русанов, — за стеклами очков весело блеснули глаза. — Я вас сразу узнала.
— Автограф просить будете?
— Не буду. Уже есть. В День поэзии вы за прилавком стояли…
Русанов рассмеялся.
— Ну, а как с открытием? — он показал на осколки негатива и, не дожидаясь ответа, спросил: — Как же вас звать, уважаемая девица, сбивающая с ног прохожих и фотографирующая звезды?
— Алла… Алла Владимировна Джунковская. Астроном.
««Алла… Алла Владимировна Джунковская, астроном, — мысленно повторил Русанов. — Нет, ей никак не больше шестнадцати!»
— Значит, пропало открытие?
Джунковская
— Нет. У меня сейчас астрограф второй снимок делает.
— Что же вы все-таки открыли?
Сквозь стекла очков большие глаза с сомнением посмотрели на Русанова: говорить или не говорить?
— Понимаете, я обнаружила в спектре звезды Процион… Но вы знаете, что такое спектр? Подождите, я вам сейчас все объясню…
Русанов не сразу уловил суть порядком путаного рассказа Джунковской. Она говорила быстро, поминутно спрашивая: «Понимаете?» События были изложены далеко не в хронологическом порядке. Многое Русанову пришлось угадывать.
…Девушка еще в школе увлекается астрономией. Кончает физический факультет. Приезжает на Алтайскую горную обсерваторию. Разочарование: вместо открытий кропотливая работа по систематизации снимков звездных спектров. На четвертом месяце работы ей кажется, что сделано открытие. Директор обсерватории сухо разъясняет— ошибка. Проходит еще три месяца. Снова радость открытия… и снова ошибка, снова разочарование. Идут месяцы. Работа, работа, работа. И совсем нет романтики. Бесчисленные снимки звездных спектров. Вычисления. Систематизация. Открытий нет. Кажется, так будет всю жизнь. И вдруг….
— Вы понимаете, — говорила Джунковская, — сначала я не поверила себе. Уж очень неприятно, когда тебе как ребенку заявляют: «Нужно работать, а не фантазировать…» Да… Но это было так очевидно… Передо мной лежали триста пятьдесят спектрограмм Проциона. Другие астрономы видели эти снимки, порознь, а я увидела сразу. И, понимаете, как будто из отдельных штрихов составилась картина. Так же бывает, правда? Из трехсот пятидесяти спектрограмм я прежде всего отобрала девяносто. Они были сняты с промежутками в четыре часа — у нас налаживали астрограф. Все снимки имели одинаковый фон — линии неионизированных металлов. Это спектр Проциона, давно уже известный. Но, кроме того, на каждой спектрограмме я увидела линии еще одного элемента. На первой спектрограмме — линии водорода, на второй — гелия, на третьей — лития… И так по порядку вплоть до девяностого элемента периодической системы тория. Вы понимаете, как будто кто-то нарочно перебирал элементы в строгой последовательности периодической системы. Не было никаких, вы понимаете, никаких естественных объяснений этому факту! Кроме одного — это сигналы разумных существ.
— Вы так думаете? — очень серьезно спросил Русанов.
— Ну, конечно! — воскликнула девушка. — Вот, скажем, отдельные звуки — их часто можно услышать в природе. Но если вы слышите те же звуки, расположенные в порядке гаммы, — разве это может быть без участия разумного существа?.. Я боялась сказать об открытии: а вдруг опять ошибка? Потом мне дали отпуск. Уезжала я как во сне. Всю дорогу ругала себя — нужно было все-таки сказать. Приехала, а мысли там, в обсерватории… Со студенческих времен у меня дома, на крыше, своя обсерватория, любительская. В общем в первую же ночь я вновь получила две спектрограммы Проциона. На них были линии алюминия и кремния — тринадцатого и четырнадцатого элементов периодической системы. Сегодня я повторила снимки. Понимаете, это был цезий. И если это не сон, сейчас на новом снимке должны быть линии следующего элемента — бария. Понимаете?