Клуб любителей фантастики, 2014
Шрифт:
Ну, мне-то что. Коли девочка хочет — достанем и розу-кактус. Договорился с аборигенами. Долго переговоры вёл — всё никак найти не мог того, кто знает, где такие цветочки растут. Нашёл, наконец. Мы пальцами потёрлись — значит, железно. Принесут сегодня эту розу. А плата пять литров спирта. Кто ж знал, что с антифризом такая непруха выйдет. Сейчас то ли ребят без праздника оставлять, то ли Фенечку — без розы.
Ладно, до вечерней поверки время есть. Покумекаю ещё. Тренировочный полёт прошёл — загляденье. Без сучка, без задоринки. Приземлились, вырулили на стоянку. Встали тютелька в тютельку, точно в рамку зелёную,
Действуем как обычно — я на капот, крышку откручиваю, крантик открываю. Серж канистру под струю подставляет, а сам взгляд мой ловит. Так и сверлит глазами — придумал я чего, али нет.
Вот последние капли упали. Крышку медленно завинчиваю, на Гауфа краем глаза кошу — а тот, подлюка, усмехается. Никаких поблажек, значит, не будет. Спрыгиваю вниз, руку к пилотке вскинул:
— Сержант Гауф, разрешите приступить к сливу антифриза.
— Разрешаю, курсант, — и зубы скалит, собака.
У Сержика прямо весь вид больной сделался и такая обида в глазах — будто у ребёнка, фантик без конфеты получившего. До последнего, видимо, надеялся, что я чего придумаю.
А я канистру в руки и, как положено по инструкции, будто на плацу, чёткие два шага вправо, поворот на девяносто градусов, два шага вперед. Вышел за зелёную окантовку, ещё раз на сержанта взгляд кинул. И в глаза печаль такую напустил — мёртвого проймёт. А Гауф усмехается да головкой так кивает — выливай мол, выливай… Ну, что делать, опустил я канистру пониже, чтобы ноги не забрызгать и полилась светлая жидкость тонкой струйкой в жёлтый песок… Хоть и не вижу, а точно знаю — Серж глаза закрыл, чтобы не смотреть такое непотребство. Канистра всё ниже наклоняется, струйка всё меньше. Перевернул до конца, тряхнул — последние капельки.
— Молодец, курсант, — жмурится Гауф довольно, словно кот. — Благодарю за службу, — говорит.
Эх, бывают же такие падлы и среди десантуры, думаю.
Ушёл Гауф. Смотрю на Сержа — у него руки плетьми повисли и в глазах тоска неземная.
— Братан, — пихаю его в бок, чтоб подбодрить. — Не журись, мало ли в жизни других радостей.
А у него даже сил ругаться нет. Плюнул только под ноги, да отвернулся. Смотрю на Семёнова, а у него хоть лицо строгое — а глаза на улыбке. Догадался. Не зря он командир группы — умный как чёрт.
— Серж, ну ты чего… — продолжаю.
— Без выпивки, что ли, не проживём?
— Без выпивки?! — не выдерживает он. — А как без неё? Что сейчас без неё?! Эх!
— Ладно, брат, — сжаливаюсь.
Достаю лопатку сапёрную и начинаю песочек в месте слива неторопливо раскапывать. Не выдерживает Серж:
— Ты чего роешь, а? Выпаривать что ли будешь? Так всё давно вниз ушло!
Не отвечаю, копаю осторожненько. Вот лопатка звякнула, я её отложил и руками начал разгребать. У Сержа глаза на лоб полезли, подумал, видно, шизанулся солдат от жары да от горя. А я рою аккуратненько себе. Вот тряпки уже, а вот и ободок показался… Подрыл я ещё по бокам, поднимаю взгляд, а Серж стоит — глаза как у рака выпучены и рот разинут, будто бомболюк у кота. Говорю невозмутимо так:
— Чего стоишь? Помогай!
Ну и вытащили мы с ним полнёхонько ведро спирта.
— Ну что, господин курсант, — смеюсь. А Сержик ведро к груди прижимает, будто младенца, да рот у него по-рыбьи открывается — а слов нет.
— Готовьте стол. А у меня дело ещё есть — пойду цветочек аленький для любимой добывать. ТМ
Валерий Гвоздей
КУКЛОВОД
10–11'2014
Зря я пошёл наискосок по дороге, желая срезать две сотни метров, от ворог к парковке.
Но день выдался трудный. Я слишком устал, ноги еле волочил.
От кирпичной стены, в свете фонарей, отделилась фигура.
Седые нечёсаные лохмы, седая нечёсаная борода. Красное, опухшее лицо. Грязные «бермуды» и линялая футболка.
Холли Ронсон, пьяный.
Хуже пьяного Холли только Холли трезвый.
Ронсон ветеран. Законченный алкоголик. Давно сидит на антидепрессантах. Хроническая бессонница. Любой резкий звук его пугает. А запах серы, пороха или подгоревшего на гриле мяса вызывает приступ. Но когда он пьян — реакции менее остры.
Чёрт… Увидел меня, узнал.
— Стой, ублюдок! — зарычал ветеран.
— Не уйдёшь!
Холли двигался проворно для пьяного, крепко схватил за лацканы форменного кителя — я не сумел освободиться. Ронсон дыхнул перегаром:
— Из-за таких война превратилась в кукольный спектакль!..
Охрана парковки, солдаты в касках, поспешила на выручку Оторвали ветерана, повели к застеклённой Я благодарно кивнул чернокожему сержанту, лихо отдавшему честь.
— На офицера напал! — говорил кто-то Ронсону. — Всё, упекут тебя, как в прошлый раз!..
Холли не очень-то вслушивался, Холли продолжал орать:
— Чтоб вас!.. Я кровь проливал!..
Да, это правда.
Он кровь проливал. И свою, и чужую. Был награждён. Сам рассказывал. Холли не всегда агрессивен. Порой его тянет поговорить, что называется, по душам.
Я тоже военный. Постоянно участвую в боевых действиях.
Но между нами есть разница, которая не даёт Ронсону покоя.
Ведь я воюю заочно.
Моя воинская специальность — оператор-сетевик. Я сижу перед экраном, поделённым на секции. Управляю боевыми клопами, за тысячи километров от линии фронта, находящегося далеко, на другом континенте. А связь — дистанционная, через спутники.
Моё рабочее место напоминает офис. В тесных выгородках сидят, пялятся в экраны люди в форме, коллеги, операторы-сетевики.
Мониторы, джойстики, переключатели.
В ходе учёбы сначала осваивают манипуляции одним клоном. Потом двумя. А потом и — десятью.
В общем, получается, я — кукловод.
На экране то, что видят клоны. Есть также общая картина боя.
Время от времени я получаю вводные через наушники — от вышестоящего начальства.
Решаю тактические задачи. А клоны бегают, стреляют. Порой — умирают.