Клуб отъявленных негодяек
Шрифт:
— Сколько раз она уже переслушала эту песню? — спросила Оля у Ники, которая сидела за столом, что-то писала, закинув нога на ногу, и, вероятно, мечтала о берушах.
— Я сбилась со счета на пятнадцатом.
— Поняла.
Оля хотела попробовать растормошить Крисси, но Ника вдруг сказала:
— Стой, стой! Сейчас будет бриллиант!
— Что? — переспросила Оля, но Ника уставилась на Крисси и Оля последовала ее примеру.
— «…ведь я сверкаю как бриллиант в 25 карат…» — пропела колонка.
— ВЕДЬ Я СВЕРКАЮ КАК БРИЛЛИАНТ В 25 КАРАТ, — невпопад
— Точно такое же на строчке про лучшую… хм… жопу на факультете.
Так как Ника была на одном факультете с Крисси, ей должно было стать обидно. Но, кажется, Ника, как и Оля, понимала, что первенство Крисси в этом вопросе неоспоримо.
Оля снова хотела сказать «поняла» и все-таки достучаться до Крисси, но та вдруг сама поднялась на локти и посмотрела на Нику и Оля. Ее лицо покрылось красными пятнами, а в глазах действительно стояли слезы. Она спросила:
— Двадцатка на бензин? Это же хватит только метров триста проехать. Это в каком веке он жил? В девятнадцатом что ли… Хотя, если речь про доллары, то тогда понятно…
Оля нахмурилась, потому что подумала, что Крисси все-таки сошла с ума, но потом она поняла, что речь все про ту же песню. Крисси обиделась, когда поняла, что Ника и Оля смотрят на нее как на пациента в психлечебнице и не пытаются подтвердить или опровергнуть ее догадку. Она вернулась головой на подушку и окончательно разрыдалась. Да так сильно, что не заметила, как Оля прикрутила громкость колонки.
— С этим надо что-то делать, — сказала она и Ника активно закивала.
Оля подошла к кровати Крисси и присела на краешек. Она вдруг поняла, что ни разу даже не касалась кровати Крисси. Это отнюдь не было достижением, но Оля почему-то почувствовала вину. Если бы она была к Крисси повнимательнее, то не пришлось бы сейчас извиняться.
— Крисси, извини, что подумала, будто это ты нас сдала.
Крисси даже не глянула в сторону Оли. Ее лица не было видно, потому что она спряталась в подушке. Только когда Ника совсем выключила музыку, они услышали отрывистые, истеричные всхлипы Крисси.
— Слышишь меня, да? — спросила Оля.
Ей, конечно, не хотелось повторяться с извинениями. Но, кажется, Крисси они были и не нужны.
— Да что случилось? — шепотом спросила Оля, опершись о изголовье кровати Ники.
Ника вздохнула. Собравшись с силами, она начала:
— Когда ты пошла на занятие, Крисси пошла куда-то на улицу. Потом она вернулась вся в слезах. Я, конечно, не эксперт в женской психологии, но что-то мне подсказывает, что без Андрюшеньки тут не обошлось.
Оля нахмурилась и кивнула. Вдруг стало тихо. Сначала Оле показалось, что ей уши заложило, но на деле просто Крисси перестала выть. Несомненно, слово «Андрюшенька» обладало целительным свойством. Крисси перевернулась и утерла тыльной стороной ладони глаза. Эффекта было мало — черные разводы туши теперь просто захватили больший участок на лице.
— Он… — Крисси икнула, —… вернулся… —
— Ой, прелесть какая, — сказала Оля, всплеснув руками и так скривившись, что ни у кого не возникло сомнений в сарказме. — Ну и пошел он.
— Ну и пошел он! — подтвердила Ника.
— Ну и… — начала Крисси, но лавина слез снова обрушилась на ее щеки.
Фразу она так и не договорила.
Глава 15
Крисси
Дедлайн на страдания Крисси поставила себе на вечер понедельника и потому во вторник она проснулась если и не в хорошем настроении, то уж точно в лучшем, чем раньше.
— И все же я думаю, что это плохая идея, — сказала Ника, когда они шли по талому снегу, из-за чего невозможно было различить, где бегут дорожки.
— А я считаю, что это абсолютно естественное поведение… Естественнее и не придумаешь! — возразила Крисси на что Ника лишь тяжко вздохнула.
Было восьмое марта. Праздник весны от весны имел одно лишь название. Повсюду был таявший снег, и унылая серость последних недель зимы не прошла по волшебству, когда наступило восьмое марта. Не было робких травинок, выглядывающих из-под серых слитков полужидкого снега, не было подснежников, как на открытках, и не было настроения, благодаря которому можно было бы не замечать хотя бы часть несовершенств погодных условий.
Крисси твердо намерилась пойти на «этот дурацкий конкурс», чтобы собственными глазами увидеть, как нелепо будут смотреться те, кто принимают в нем участие. Правда, ее пыла не хватило, чтобы убедить Нику прийти за пол часа до начала и занять первые места. Поэтому сейчас они вдвоем опаздывали и старались идти быстро, хотя снежная каша под ногами этому сопротивлялась, пытаясь забраться в невысокие ботинки Крисси.
— Еще есть шанс вернуться в комнату, — сказала Ника, особо не надеясь на то, что ее предложение будет рассмотрено всерьез. — Оле там, наверное, одной скучно.
Оля не пошла на конкурс. Даже если такие мероприятия были бы ей интересны, она все равно сегодня туда бы не отправилась. На педагогическом снова началась начитка. А так как в этом семестре должны были начаться и экзамены, Оля отвергла любые предложения, которые подразумевали пустую трату времени.
— Она сейчас наверняка плачет от счастья, что мы ушли и никто не мешает учить уроки, — сказала Крисси.
Вероятно, так и было. Хотя, когда Крисси и Ника уходили, Оля не выглядела самым счастливым человеком на планете.
Она лежала на кровати лицом к стене. Олина юбка в складку мятым полукругом закрывала ее ноги. Вид у Оли был, вероятно, такой, как у Дюймовочки до того, как ее достали из цветка.
Сама Крисси в тот момент тоже была не в лучшем состоянии, хотя причина ее несчастий была другой. Кажется, из них троих только Ника не имела глубоких душевных переживаний, и то лишь потому, что в целом по жизни ни за что особо не переживала.
— Может, места уже закончились? — с надеждой спросила Ника, когда они входили в первый учебный корпус.