Клуб "Твайлайт". Часть 1
Шрифт:
— Марин, этот мальчик…он что… тебе нравится?
— Мама! — Марина подкатила глаза. — Ты же его видела! Когда я с ним рядом, не знаю, куда смотреть: за очки или на гнойники эти. Мы просто в одной группе. Я перед ним виновата…немного.
Ольга Сергеевна выдохнула с облегчением:
— Слава Богу!
— А что? — съязвила Марина. — Зато не хулюган, учится хорошо, не пристаёт, заботится о моём нравственном облике.
— Нет уж, — мама с улыбкой покачала головой. — Нам таких зятьёв не надо. Уж лучше кого-нибудь посимпатичнее и… поумнее. Ты у меня девочка такая красивая, с каждым днём всё расцветаешь. И вообще, честно скажу: с хулиганами встречаться намного веселее.
— Даёшь благословение? — Марина ехидно улыбнулась и обняла маму.
В голове у неё возник образ черноглазого «мушкетёра»,
Мергелевск, июль 2017 года
Вадим отвёз Рената домой, принял душ и прослушал автоответчик. Звонил брат, оставил сообщение, что в этом году отправляет жену и сына в Пицунду — у малого разыгралась астма, а в Абхазии особый микроклимат. Очень жаль, что они этим летом не увидятся, но работа, работа… Да, жаль. Вадим с удовольствием встретился бы с Олей и Денисом, у него даже припасён подарок для племянника: в июне планировалось, что вся семья брата приедет на отдых в Анапский санаторий.
Вадим пощелкал пультом: на двухстах каналах ничего интересного. Зачем он только телевизор покупал? Чтоб висел на стене огромной чёрной дыркой? Жизнь Вадима как этот телевизор — чёрная дыра, в которую уходит время. Раньше всё было по-другому. Он приходил домой, только чтобы поспать, иногда один, иногда — нет. Утром вставал раньше будильника, потому что каждый новый день был увлекательным ребусом, который предстояло решить в команде коллег-энтузиастов.
Что-то изменилось. Интерес к работе не пропал, напротив, начал вытеснять интерес к жизни вне клуба. Вадим возвращался как можно позже и делал всё, чтобы не позволить иным мыслям вторгнуться в рабочее пространство в голове, под которое (он часто повторял это в шутку) отводилось девяносто процентов его мозга. Секс стал сбросом напряжения, не больше, лица непостоянных подружек смешались, словно карты в колоде. Вадим скрытен, как и раньше, прячет свою личную жизнь от друзей и близких — все привыкли. Он научился быть общительным, может при необходимости побыть душой компании и добродушным балагуром, но в личное пространство пускает только друзей по университету и то не всегда. Друзья не в обиде. Артём — счастливый семьянин, старающийся каждую свободную минуту проводить с женой и дочерью. Ренат никогда не требует от Вадима больше, чем тот сам готов дать. Мурашка уверен, что если понадобится, Ярник выложится ради него на все сто, и этого ему достаточно.
Вадим лёг поперёк кровати, уставился в потолок. На пляже он видел Марину. Он не мог ошибиться. Кто угодно мог бы, но не он. Неважно, насколько она изменилась. Он всегда видел её… по-другому и узнал бы в любом облике, должно быть, потому что привык когда-то отыскивать взглядом в толпе студентов. Сколько это длилось? Год? Нет, меньше. А ему кажется, что полжизни. Был маленький кусочек «до», потом тот, большой, на четвёртом курсе, — яркое, трепетное время, а потом жизнь опять сжалась в шагреневую кожу: все мечты стали реальностью, он занимается любимым делом, может исполнить любой свой каприз, но каждый день отбирает у него что-то неуловимое, недопонятое, недооценённое.
Валим со вздохом взял телефон с прикроватной тумбочки. Он успел сделать снимок, немного нечёткий в сумерках. Закат обрисовал её силуэт золотым сиянием. Она изменилась. Стала ещё красивее, строже — молодая женщина в самом рассвете. Длинный патлатый парень, что болтал с ней на пляже, весь заметно исходил слюной, но она непринуждённо смеялась, все её прежние жесты были при ней, угловатые и чувственные одновременно, она отодвигалась, не давая парню приблизиться совсем вплотную.
Вадим растерялся и, когда тот же парень подошёл к нему на набережной, едва удержался, чтобы не начать расспрашивать о девушке, с которой музыкант только что разговаривал. Ярник сделал вид, что заинтересовался творчеством малоизвестной группы, милостиво принял демо-флэшку, пожертвовал
На Каталке Ренат стоял спиной к полыхающему огнём солнцу, Вадим односложно поддакивал другу, а сам смотрел вниз, где сидела Марина. Глаза у неё были закрыты, волосы собраны на затылке в тугой узел, солнце просвечивало сквозь маленькие, слегка оттопыренные ушки. За годы она не изменила своей любви к просторным рубашкам, но ту, что была на ней, завязала узлом под грудью. Она похудела, Вадим мог бы обхватить её талию ладонями, соединив кончики пальцев. Марина, подавшись вперёд, слушала эту странную, непривычную для уха Вадима музыку, ради которой Ренат выдернул его в выходной. Звук искажался, доносился до них немелодичным бренчанием, и Муратов морщился, развернувшись спиной к морю. Ренат повернулся, когда повсюду зажглись фонари, а Марина уже отошла от сцены и стояла у пальмообразных навесов, болтая с патлатым музыкантом, Муратов так её и не увидел, иначе не сдержался бы, выдал себя. Он всегда открыто говорил о своих чувствах с Вадимом, разумеется, с того момента, как сам их осознал…
Мергелевск, ЮМУ, октябрь 2006 года
Вадим шёл по следу Рената, как заправский детектив: расспросил девчонок, которые видели, как Муратов брал куртку из гардеробной, но не видели, как он выходил, выскочил на улицу, разглядел припаркованный у поворота к студенческому городку внедорожник друга, вернулся в университет и продолжил поиски. Другие девчонки, третьекурсницы с Управления, сообщили, что Ренат разговаривал в коридоре с преподавательницей по истории искусств, а потом пошёл к переходу на ФПР. Ах, да, прослушивание! Вадима тоже приглашали.
Он сам не знал, зачем ищет Рената. Особых договорённостей на выходные между «мушкетёрами» не было, Спелкин поуговаривал Муратова закинуться в «Кактусе» вечером, но тот сказал, что хочет выспаться. И куда понесло Мурашку после четвёртой пары?
Проходя через стеклянный переход между корпусами и оглядываясь по сторонам, Вадим увидел своё отражение в окне. Он слишком напряжён, и это очень заметно со стороны. В последнее время ему хочется, чтобы Ренат постоянно находился в поле его зрения. Наблюдательный Спелкин это вычислил, схохмил, что из них четверых только Ярник знает, что такое настоящая мужская лю… дружба, он хотел сказать «дружба»! Хорошо, что Муратов не реагировал на привычную болтовню Лёхи, которая, откровенно говоря, стала изрядно напрягать Вадима в последнее время.
Чем больше Вадим наблюдал за Ренатом, тем тревожнее ему становилось: он слишком хорошо знал друга, чтобы сказать, что у того всё идёт, как обычно. Вадим обращал внимание на мелочи, которые в другое время показались бы ему несущественными, но в свете последних наблюдений приобрели новое звучание. Отгадка лезла в голову, но он упорно от неё отмахивался, слишком не хотелось верить в очевидное, но ещё не доказанное.
Муратов повадился проводить большие перемены в стеклянном проходе между корпусами, любимом месте первокурсников, которые всё ещё терялись в бесконечных закоулках вуза и боялись отползать далеко от факультетских аудиторий. Ренат садился на подоконник, слушал свою музыку с ай-пода, рассеянно глядел во двор. Друзьям он говорил, что устал от внимания девчонок, а среди первокурсниц ещё не так популярен. На большой перемене Муратов заходил с друзьями в кафетерий, разглядывал меню, иногда оставался, иногда зевал, говорил, что не голоден, уходил, чтобы потом найтись в вонючей дешёвой столовке. Удивлённым друзьям он сообщил, что теперь будет экономить, поскольку «его ломает» идти к дяде на поклон. Спелкина это взбесило (халява уплывала у него из-под носа), Артём к поведению друга отнесся с философским равнодушием, Ярник почувствовал себя обвиняемым перед оглашением приговора.