Клубничное убийство
Шрифт:
Нифонтов совершал уже третий тур по залу, когда вдруг сообразил, что дальше путь закрыт. Перед ним стояла маленькая толпа, не давая ему протиснуться дальше. Он догадался, что там, внутри толпы, что-то происходит. Изловчился и просунул голову между кем-то и кем-то. И увидел знакомую парочку — «треугольного» Сержа и его стареющую подружку. Сержа держали за руки двое мордоворотов, но, судя по всему, едва справлялись. Его подружка пятилась назад, глаза ее горели злобой, как у оскорбленной кошки, а он выплевывал ей вслед нецензурные ругательства.
Нифонтов
И вдруг — о чудо! — он неожиданно увидел блондинку, которую больше часа разыскивал по всему клубу. Ее жакет отливал золотом, и крупные клипсы блистали в полумраке, как драгоценные слитки. Губы ее, по-прежнему густо напомаженные, были сложены в таинственную улыбку. Сейчас она почему-то показалась Нифонтову злой и оттого особенно прекрасной.
Он подошел к ней походкой, наводящей на мысль о больших кораблях и качке, и с надрывом произнес:
— Мы с вами должны поговорить о важном!
Она как раз надела свою сногсшибательную шубу, заплатив гардеробщику десятку за расторопность. Поганец этого даже не заметил — возле него толпился народ, кто-то тыкал тлеющей сигаретой в стойку, где воздушной кучей лежали пальто, пьяную девицу тошнило в углу, и после каждого приступа она отчаянно материлась.
Судя по всему, блондинка не собиралась говорить с Нифонтовым — ни о важном, ни о чем другом. Она поправила прическу и повернулась спиной к нему и лицом к выходу. В отчаянье он выхватил из кармана визитку с замусоленными углами — последнюю, которая сохранилась у него еще с прошлой работы, когда он возил большую шишку. Ручка была прицеплена тут же, к внутреннему карману на шелковой подкладке.
Растолкав посетителей, Нифонтов припал к стойке и написал крупными буквами на обратной стороне:
«Позвони мне. Вопрос жизни и смерти». Метнулся вслед за поразившей его воображение блондинкой, изловчился и сунул визитку в карман ее шубы. Шуба ускользнула. Она уплыла из рук Нифонтова, оставив после себя слабый запах духов с ванильным ароматом. Дверь хлопнула перед самым его носом.
И тут же он услышал тонкий и страшный женский крик. Крик бился где-то рядом, в левом ухе, и Нифонтов рванул к нему, подчиняясь древнему инстинкту, о существовании которого он никогда, впрочем, и не задумывался. Сначала ему в лицо бросилась дверь с разлапистой буквой «Ж» на ней и белый кафель, а потом какая-то растрепанная соплюшка в драных штанах прыгнула на него и вцепилась насмерть, как кошка, которую поднесли к ванне, полной воды. Рот ее был разинут, именно он исторгал тот жуткий вопль, от которого у Нифонтова сосало под ложечкой.
Он попытался
Держа вопящую девицу двумя руками, Нифонтов сделал несколько нетвердых шагов и заглянул внутрь. Ему почему-то сразу стало ясно, что перед ним мертвое тело. Вероятно, соплюшка поняла это тоже, иначе почему она так орала? Ни оружия, ни крови не было видно. Рядом с телом валялась раскрытая сумочка и согнутая стодолларовая купюра. На крючке, привинченном к перегородке, висела какая-то блестящая финтифлюшка. Нифонтов приблизил к ней лицо, насколько это было возможно, и потряс головой, не веря своим глазам.
На крючке, зацепившись за него петелькой из серебряной тесьмы, висела елочная игрушка. Кот в сапогах — в шляпе с пером и с иезуитской улыбкой на обсыпанной блестками морде. Внизу, возле бачка, валялся глянцевый журнал «Блеск» с яркой обложкой, на которой плоско улыбалась известная фотомодель.
В туалет между тем набилась целая куча народу. У Нифонтова отняли девицу, чему он был страшно рад, и вытеснили его в предбанник. Минуту спустя он снова болтался возле гардероба, а потом непонятно как оказался на улице.
Воздух снаружи был таким холодным, что резанул легкие, словно ножом. Замороженные лужи напоминали лимонные кружки, посыпанные сахарным песком, и он наступал в них, слушая, как звонко хрустит под ногами. Прямоугольник неба, доступный взгляду, отсюда, снизу, казался черной полыньей, в которой плавал лунный обмылок. Нифонтову захотелось еще больше ветра и простора, он поймал такси и велел везти себя на Воробьевы горы. Как ехали, он не помнил. Ему казалось, он только что забрался на заднее сиденье, и вот усталый шофер уже велит ему вылезать.
Качаясь, Нифонтов добрался до места, откуда была видна вся Москва, оцепеневшая в объятьях морозной ночи. Он гикнул и помахал рукой неизвестно кому, сняв перчатку. Исполненная величия картина перевернула его душу. Город лежал в огнях, будто в осколках гигантского созвездия, которое со всего маху шарахнули о землю, и вздрагивал белыми догорающими звездами. Небо над ним было густо-серым, дымным, словно от взметнувшегося ввысь пепла. Там, внизу, раскинулась столица непостижимой страны, которая читала гламурные книжки и травилась паленой водкой.
О том, что он стал свидетелем убийства, Нифонтов не думал. На следующий день все, что случилось с ним накануне, представлялось ему кошмаром. С кошмаром он расправился радикально — махнул рюмку водки и закусил холодным мясом. Жена с ним не разговаривала. Но на следующий день бабка привезла девочек, и жизнь постепенно вошла в нормальную колею. О блондинке Нифонтов постарался забыть, и это ему почти удалось.
За день до убийства. Новогодний «Блеск». Отчаяние Люси Антиповой