Клубничное убийство
Шрифт:
— Вы назовете их? — с неподдельным интересом глядя на Сильвестра, спросил Клебовников.
— Назову. Причем в порядке убывания шансов кандидата: Кристина Красовская…
— Кристина? — ахнул Клебовников. — Из «Паноптикума»?
— Ей будет сделано предложение. Затем — Николай Клебовников… И — Ярослав Яковкин, ваш ответственный секретарь.
Клебовников ненадолго задумался, а потом спросил:
— Это точные сведения? Откуда они?
— Довольно забавная история, если рассказ о болезнях может быть забавным. Так вот, у меня, как вы, возможно, знаете, аллергия.
— Знаю. Я лично, когда морепродукты ем, начинаю чесаться, как обезьяна Чита. Но это так, маленькое неудобство. Я не сравниваю…
— Сейчас Интернет позволил людям объединяться не только по интересам, но и для решения проблем. Три года назад мы создали всемирную ассоциацию аллергиков. У меня появилось много друзей во всех уголках планеты, мы обмениваемся информацией, обсуждаем наши общие или индивидуальные проблемы, а чаще — просто общаемся, делимся заботами, радостями, рассказываем о работе, семьях, детях. Таким образом я познакомился и подружился с одним американцем. Зовут его Джозеф Гелдер. Вам ведь знакомо это имя?
— Естественно, — усмехнулся Клебовников, — это один из наиболее влиятельных и крупных держателей акций издательского дома. — Но почему он так с вами откровенен?
— Потому что я сказал ему то же, что и вам, — мне небезразлично, что станет с журналом и его сотрудниками.
— Как все просто, — грустно констатировал Николай, — один больной по дружбе сообщил другому немного коммерческой информации.
— Да ладно вам, — улыбнулся Сильвестр. — Если хорошенько подумать, никакой военной тайны он мне, естественно, не сообщил. То, что будет не одна кандидатура — понятно и так. Что претенденты из числа нынешнего руководства — тоже понятно. А здесь только вы и Яковкин.
— А Полусветов?
— Не в счет, все и так знают, что он уезжает к сыну в Лондон. А насчет Красовской, думаю, сегодня-завтра уже пол-Москвы будет знать. Так что это была просто дружеская некоммерческая информация. Чтобы я не волновался.
— А почему вы не будете волноваться? Ощущаете за спиной поддержку собрата-магната?
— Ну что вы! В этом нет необходимости. Просто при любом раскладе журнал останется на плаву, в обойме себе подобных, где занимает весьма достойное место. И, насколько я понимаю, статус-кво сохранится. Я не прав?
— Не вполне. Тем более, мне кажется, вы лукавите. Иначе зачем вы меня вызвали на этот разговор?
Да, — согласился Сильвестр, — лукавлю. Но — немного. Вам я все это сообщил только для того, чтобы вы предприняли некоторые действия для укрепления собственных позиций. Как — я думаю, вы знаете без моих подсказок. Давайте начистоту. Я знаю, что вы, возглавив журнал, закроете мою рубрику. Но не это главное. Поверьте, я дорожу журналом, но это не единственный и не основной источник моего благосостояния. А вот человеческие отношения мне гораздо важнее. Алла дружила с вами, ценила вас, и если бы ее спросили — кто? — она бы, уверен, назвала вашу фамилию. Потому что вы продолжите ее дело так,
— А милиция получит замечательного подозреваемого. Ведь это, выходит, мотив?
— Мне так не кажется. У вас зарплата была намного меньше?
— Почти такая же.
— Правильно, а ответственности…
— Ответственности у главного редактора несравненно больше, включая финансовую.
— Вот видите. Получается, мотив — усложнить себе жизнь. Если бы отношения у вас плохие были, а то ведь — дружба.
В комнате повисло молчание. Клебовников о чем-то размышлял, уставившись в одну точку, Сильвестр занялся своим остывшим чаем.
— Да, не ожидал я такого разговора, — наконец заговорил гость. — Не знаю, благодарить мне вас или послать к черту… Не обижайтесь, это я фигурально, в смысле — не придавать значения.
— Да вы просто обдумайте все, что я вам рассказал. Вдруг пригодится?
— За откровенность я вам, конечно, благодарен. Но в любом случае не могу пообещать, что все в редакции сохранится так, как было при Алле…
— А я вам снова повторяю — мне ни гарантий, ни обещаний не надо. Я же объяснил, что мои мотивы совсем иные… Впрочем, одну просьбу можно?
Клебовников мгновенно насторожился.
— Да я сейчас совсем о другом, — заметив реакцию собеседника, махнул рукой Бессонов. — Может быть, этого и не стоило говорить, но… У нас с Аллой были очень сердечные отношения, только вот я, признаюсь, был к ней неравнодушен. Как мужчина.
— По-моему, и она к вам была неравнодушна. Как женщина, — грустно усмехнулся Клебовников и тут же поспешно добавил: — Простите.
— Я только хотел спросить у вас… Ведь вы последний, кто ее видел… Расскажите мне о… Господи, даже не знаю, зачем все это! — Сильвестр резко отвернул голову к окну.
— Ничего, я понимаю, — Клебовников немного помолчал, качая в руке пустую чашку. — Мы в тот день решили поужинать после работы в ресторане. Нас же дома не ждет никто. Да еще надо было обсудить несколько вопросов, а то в редакции не всегда получается, там ведь с утра до вечера бедлам, не поговоришь спокойно. А так — приятное с полезным… Мы и сидели-то недолго. Алла жаловалась, что недосыпает, а назавтра вставать рано — у нее первая встреча на девять утра была назначена. Дошли до стоянки вместе. Холодно было, мороз, снег, да еще темновато там. Я хотел, чтобы она первая поехала, но тут ей позвонили, и она мне махнула рукой — поезжай, мол, пока.
Николай замолчал, словно собираясь с мыслями. Потом тихо вздохнул:
— Вот и все.
Осторожно вошедшая в комнату Майя, воспользовавшись паузой в разговоре, поинтересовалась у гостя:
— Вам кофе еще сварить?
Клебовников, словно очнувшись, тряхнул головой и едва заметно улыбнулся Майе:
— Да, только покрепче, пожалуйста. — И дождавшись, пока она скроется за дверью, обратился к Сильвестру. — А теперь вот я хочу задать вам один вопрос. Можно?
Тот сделал рукой приглашающий жест.