Клубок Сварога. Олег Черниговский

Поротников Виктор Петрович

Наконец Олег предложил Борису оставить Чернигов и идти на княжение в Курск, честно признавшись, что в таком случае стол черниговский достанется ему.

–  Коль разойдёмся мы с дядьями миром, то тем самым утвердим на Руси новый порядок распределения столов княжеских, - сказал Олег.
– Не по старшинству возьму я Чернигов, а по родовому праву. Понимаешь, брат?

–  Не станут дядья наши княжескую лествицу ломать тебе в угоду, - с сомнением покачал головой Борис.

–  Изяслав Ярославич дал мне слово княжеское, - покачал головой Олег.
– Тому свидетелем был Всеволод Ярославич.

Не хотят дядья враждовать с тобой из-за Чернигова. Уступи им, избавь Русь от кровавой усобицы.

–  Дивлюсь я на тебя, брат, - возмутился Борис.
– Как легко ты пошёл на поводу у Изяслава, поверив на слово. Да ему обмануть, что плюнуть! В душе Изяслав ненавидит всех Святославичей.

–  А ты уступи мне Чернигов, - стоял на своём Олег, - тогда и поглядим, солгал ли Изяслав. Мне бы токмо в Чернигове сесть, закрепить за собой этот удел. Уж я тебя не забуду, брат. Помогу и тебе перебраться из Курска на более почётный стол.

Скрепя сердце, Борис уступил просьбе Олега, но направился не в Курск, а в далёкую Тмутаракань.

–  Чаю, с Романом Святославичем я буду един и делами и помыслами, - сказал он на прощание Олегу.

Незамедлительно черниговский стол занял Всеволод Ярославич и сразу стал собирать войско для похода на Полоцк.

Он объявил Олегу новую волю Изяслава:

–  Передумал великий князь давать тебе Чернигов, поэтому меня сюда отправил. Уж ты не серчай на меня, Олег. Я тебя не гоню. Наоборот, хочу, чтобы ты вместо меня правил Черниговом, покуда я со Всеславом воевать буду. Думаю, со временем Изяслав и отдаст Чернигов тебе.

У Олега эти слова не вызвали ничего, кроме растерянности. Как скоро наказала его Судьба за легковерие! Как он оказался слеп и глуп по сравнению с Регнвальдом и Борисом!

Однако Олег ещё лелеял слабую надежду с помощью Всеволода Ярославича закрепиться в Чернигове. Он остался на столе черниговском, когда тот двинулся с полками в Подвинье.

В этой распре со Всеславом Всеволоду Ярославичу помогал его сын Владимир. Изяслав ни сам не пошёл против полоцкого князя, ни сыновей не отпустил. Поговаривали, будто не желает Изяслав зла Всеславу, памятуя тайный сговор с ним против братьев своих. А может, опасался Изяслав потерять Киев в третий раз, видя, как косо поглядывают на него киевляне.

Война с Полоцком продолжалась до осени. Осаждали Всеволод Ярославич и Владимир стольный град Всеслава, но взять не смогли. Ни с чем и ушли восвояси.

Как вернулся Всеволод Ярославич в Чернигов, так и приступил к переговорам с братом относительно Олега. Несколько раз ездил в Киев, но его с собой не брал, говоря, что так ему будет легче договариваться с Изяславом. Тянулось это без малого месяц.

Уже в октябре Олег случайно узнал от Анны, супруги Всеволода, что напрасны его надежды на Чернигов: ибо дядья не то что Чернигов, но даже Курск не хотят ему давать.

Анна недавно вместе с детьми приехала из Киева, поэтому была о многом осведомлена. К тому же Всеволод Ярославич имел обыкновение делиться с любимой женой своими заботами. Анна симпатизировала Олегу и негодовала на мужа и деверя, которые явно желают видеть Олега изгоем, опасаясь его честолюбия.

Во время очередной поездки Всеволода Ярославича в Киев Анна решила откровенно

поговорить с племянником. Она хотела, чтобы Олег был готов к любому повороту событий, даже к тому, что дядья захотят извести его ядом.

–  Опасаются тебя дядья твои, - начала Анна.
– Полагают, коль дать тебе малый град, то ты в гневе исполнишься на них и ещё братьев своих призовёшь, а коль дать Чернигов, то и вовсе возгордишься. Вдруг захочешь, как отец твой, в Киеве сесть. Изяслав не просто рад бы от тебя избавиться, но жаждет гибели твоей. Есть слух, что Изяслав убийц нанял по твою голову, Олег.

Анна замолчала. Она сидела на стуле, облокотившись на его спинку и положив ногу на ногу. В свои двадцать семь лет половчанка выглядела замечательно, как степной цветок, обласканный весенним солнцем. Длинное платье из синего мухояра [69] с узорами из бордовых и жёлтых цветов красиво облегало её гибкую стройную фигуру. Густые черные волосы были заплетены по русскому обычаю в косы, украшенные монистами. Голову венчала круглая половецкая шапочка с подвесками из серебряных кругляков.

[69]

Мухояр– бухарская ткань из хлопка с шерстью или шелком.

Олег, стоя у окна вполоборота, слушал и нервно поглаживал маленькую бородку.

Когда Анна умолкла, Олег спросил, глядя в окно:

–  А что же супруг твой? Тоже таит нож за пазухой против меня?

–  Всеволод под братнюю дуду пляшет. Он боится, как бы Изяслав не сговорился со Всеславом у него за спиной, - Анна вздохнула.
– Устала я от этой вражды, Олег. Всеволод стал не тот, каким был при твоём отце. Недоверием объят, мыслями нехорошими полон. Мнится мне, жалеет, что уступил киевский стол Изяславу.

–  Наверно, - согласился Олег.
– Да, Всеволод Ярославич сильно изменился после смерти моего отца. Что же ты мне присоветуешь, Аннушка?

Анна встала.

–  Беги из Чернигова, - тихо промолвила она, положив руку Олегу на плечо.
– Денег на дорогу я тебе дам из мужниной казны. Ода не простит мне, ежели с тобой что случится.

Олег с благодарностью прижал Анну к себе, ощутив своею щекой мягкий шёлк её волос.

Спустя час Олегова дружина была готова в дорогу.

–  Куда двинемся, княже?
– поинтересовался Регнвальд.

–  В Тмутаракань, дружище, - без раздумий ответил Олег.
– Куда же ещё?

Регнвальд понимающе усмехнулся:

–  Верно, княже. Больше некуда.

Перед тем как сесть на коня, Олег зашёл в Спасо-Преображенский собор. Там в полумраке покоилась мраморная гробница с массивным православным крестом вдоль верхней крышки надгробия, последнее пристанище Святослава Ярославича.

Олег постоял, сняв шапку и склонив голову.

«И года не прошло, как ты помер, - мысленно обратился он к отцу, - а я уже изгой. Изяслав-скиталец опять на столе киевском, торжествует и глумится над памятью твоей. Ухожу я из Чернигова. Но, клянусь крестом животворящим, вернусь сюда с Борисом и Романом. Тогда поглядим, чья возьмёт!…»