Клятва Гарпократа
Шрифт:
…Здешние горы были похожи на невест под белым покровом снегов и льда или на цариц в белой зубчатой короне крепостей — ими тут были даже малые селения. Покинутые декорации жизни. Пустой дом, прибранный в ожидании хозяина, которого как раз и нет. Провалы и вершины, нагой красноватый камень и пышные деревья, поражающие воображение: кедры, достигающие, по меньшей мере, двадцати — двадцати пяти человеческих ростов. Их характерная синевато-зеленая хвоя и шишки величиной в детскую ладошку окружали нас плотным облаком чудесного аромата, похожего на сандал.
Человек перестал теснить деревья своими потугами земледелия, и теперь они множились, наполняли расщелины
Вот почему еще мы не испытывали особых трудностей в своем передвижении — Марикита разговаривала с местными древесными уроженцами. Оказалось, что язык этого царства повсеместно одинаков. Странное это было зрелище — видеть, как девушка прислоняется к шершавому стволу и начинает поглаживать его руками, постукивать и шелестеть, прислоняя губы к коре. Она говорила, что кедры могут петь не только при ветре — в глубине ядра создаются колебания, которые распространяются, если надо, вплоть до вершины. Слов «ультразвук» и «резонанс» она не знала, но суть дела мы поняли. Наши собеседники — тоже. По крайней мере, подлесок нас пропускал без помех, а старшие великаны указывали нам безопасный путь во всех местах, куда простирались их длинные переплетенные корни.
— Здесь нет животных? — спрашивали мы друг друга. — Нет хищников?
Малая жизнь пряталась днем от жары, но чуть что выдавала себя: какая-то неописуемая. Змеи скрытно скользили по впадинам, как блескучая вода, ящерицы и жуки шныряли под беспечной ногой, иногда глухой дальний рык разрывал пространство.
— Лев, — говорил тогда Бьярни.
И рассказывал нам, что великолепного берберского льва извели не так давно по вертдомскому календарю — остались сомнительные помеси. И что, похоже, теперь он вполне может вернуться.
Ночью мы спустили с неба вертолет — не настолько мы были храбры и беспечны.
А на следующий день не выдержали — перенеслись на летуне в Сахару. И немало удивились. Задолго до экспедиции нам описывали ту резкую смену жары и стужи, которую можно наблюдать в пустыне. Но на деле мы ничего такого не испытывали — возможно, оттого, что растения повели наступление на бесплодную местность. Ночью можно было идти в прохладе или спокойно лететь в свете бортовых огней, днем — уходить под вертолетное брюхо и зарываться в песок, почти белый, как пепел или соль, желтоватый или бирюзовый, точно море, без коего никто из нас мыслил своего существования.
Холмы и пещеры в них тоже попадались нам нередко — даже после того, как мы миновали горы. От горделивых дворцов и храмов остались лишь узкие многоэтажные стелы с их изображением, да и те наполовину засыпало неутомимым песком. Ажурные тени финиковых пальм витали над оазисами и стерегли колодцы с солоноватой водой.
Летун здесь блаженствовал и просто обжирался небесной энергией. Зато Марикита заметно погрустнела:
— Эти деревья со мной не говорят. Гордые. Одинокие. Скрытные.
— Что они скрывают? — спросил догадливый Бьярни.
— Сирр. Это называется «сирр», — проговорила она. — Я не понимаю их языка.
— Просто «тайна» по-арабски, — пояснил он.
— Они прячут тайну или загадку, — медленно сказал я. — А мы пришли сюда, чтобы их разгадывать.
— Опасно, — коротко возразила Марикита.
— У короля Кьяртана нас целых двенадцать, — сказала ей Ситалхо. — Опасностью дышим, вместо вина ее пьем и активно в ней размножаемся.
—
Под пологом мы улеглись на плащи и наплечные мешки и как-то вмиг заснули.
А проснулись уже в плену.
Жуткого вида и в то же время невероятно красивые химеры обступили нас кольцом, никак не пытаясь его сжать.
Нагой до пояса великан, могучий торс которого увенчан собачьей головой — лицо нагое и даже почти безбородое, седые волосы падают роскошной гривой на спину — и два его то ли помощника, то ли сына, совершенно такие же, но ростом ему по плечо. Наполовину женщина, наполовину кошка: тело в тонком рыжеватом меху, чуткие уши и дрожащие вибриссы, зрачки в огромных глазах цвета меда поставлены стоймя. Слегка мужеподобная дама в одеянии из тонкого полотна — бронзовая кожа, плоский носик, раскосые глаза на пол-лица, голову венчают большие рога в виде лиры. У ног ее свернулся то ли шакал, то ли пес с ослепительно черной шкурой и мудрым выражением глаз. Двух других собак, совсем обыкновенных с виду, что от нетерпения то ложились, то перебегали с места на место и явно пасли всю компанию, я определил как арабскую борзую салуки и атласскую овчарку аиди. Первая была длиннонога и поджара, темная шерсть с рыжими подпалинами была как шелк, длинные кудрявые уши висели по сторонам узкой морды. Вторая — пышношерстая, белая с рыжими пятнами и тяжелым хвостом, который мёл по песку.
При виде этих созданий дремлющая Марикита села на месте, ойкнула и ухватилась за шею моей сестры. Сама сестра ограничилась тем, что слегка погладила ее руку. Бьярни выпрямился в полный рост и напряг стальные мышцы — я впервые узрел его бойцовскую стать во всей красе.
— Не спеши, друг, — негромко сказал я. — Песьеглавцы и прочие людезвери не желают нам зла. Это они так нам по-своему честь воздают. Мы гости на их родной земле.
— Истинно ты говоришь, — ответил на эти слова великан, и на слова его величавым рокотом отозвались близлежащие скалы. — Я предводитель моего рода, имя мое — Христофорос. Имя прочим — Ахракас и Аугани, Бастис и Хатхор, Саб, Дуата и Тефнут.
Снова имена, данные в воспоминание о прошлом, подумал я. И какой это язык, если я его понимаю?
— Язык плоти, — снова загудел Христофор. — Язык телесной мысли. Его не надо учить, его непросто понять, но он всегда в тебе и с тобой.
— Это воистину прекрасно, — ответил я. — Просто замечательно. Именно этого мы тут и искали на свою голову. А кроме вас, тут живет еще кто-нибудь двуногий… или, скажем так, телесно умный?
— Мы — большое племя, — с гордостью отвечал он. — Когда люди ушли в песок и растворились в нем, мы остались и начали свое превращение. Так было много веков назад — очень много.
— И кто стоит во главе этого племени метаморфов? — спросил я. — Есть у вас вождь? Князь там, базилевс, Большой Дом…
Он понял.
— Нет, никого наподобие прежних фараонов у нас нет. Есть Тот, Кто Говорит с нами и всеми другими. Его имя — Ра-Гарахути. Ты хочешь его видеть?
— Я так считаю, у нас будет о чем потолковать с этим Ра, как его там, — негромко сказал мне Бьярни. — Прости, сынок, что я вмешиваюсь. Это же очень громкое прозвание, если кто понимает.
— Он нас примет, если мы сейчас к нему направимся? — спросила нас Ситалхо. — До завтрака.