Клятва золотого дракона
Шрифт:
– Нужно идти дальше, – сухо перебил всех разом дракон. – Сейчас.
Его тихий голос почти тут же погас в загустевших хлопьях серого пепла, но гномы услышали, опомнились, засмущались, спешно стали возвращаться на дорогу. Последней шла Иган, а за ней трусила ходовайка. Илидор смотрел на них, скрестив руки на груди, чуть втянув шею в плечи, а крылья плаща приподнимались на его спине, и под ними вихрилась тьма. Гномка, не поднимая взгляда, подошла к отряду, и машина, тихо скрипя коленями, встала рядом с ней. Илидор не двигался, смотрел на ходовайку исподлобья, и в глазах его сгущалось рыжее сияние, наводящее на мысль о пожарах, хлопанье огромных
Он знал, что такое ходовайка. Знал, зачем ей эти длиннющие вибриссы. Машина умела искать воду, и её использовали против слышащих воду драконов, причем с большим успехом: ходовайку придумали гномы Масдулага, славные способностью делать небоевые машины. Если бы её сконструировали в Гимбле, она бы не прожила столько лет и не ожила, нахлебавшись лавы. Илидор помнил скупые истории слышащих воду драконов из Донкернаса о том, как они, окруженные мерзкими пляшущими ходовайками, теряли собственную магию, и о том, как трудно было просто растоптать этих маленьких паршивых похожих на блох машинок, потому что они, сворачиваясь мячиком, с невероятной ловкостью укатывались прямо из-под лап. И с той же ловкостью проникали куда угодно, компактные, юркие, чуткие, мерзкие, способные закатиться в любую щель, подняться на высоту, спуститься в глубины, почуять, разведать, предстать и всё испортить. И вот теперь точно такое маленькое и мерзкое, изрядно потрепанное и утратившее свою ловкость, стоит перед Илидором, потомком изгнанных из подземья драконов, машет вибриссами и думает, будто выглядит дружелюбно.
– Что-то зацепилось за твой башмак, Иган, – дракон не то проговорил, не то прошипел эти слова, чуть наклонив голову и сузив глаза, и казалось, его шея сейчас начнет удлиняться.
Векописица нервно мяла рукав мантии.
– Я, я… Илидор, я не знаю, как его отцепить, и он, он, такой несчастный, он же тут совсем один, мы можем как-нибудь, ну я не знаю…
Илидор перевёл взгляд на Йоринга, и тот едва не отшатнулся: на миг показалось, будто прямо перед ним повисла огромная драконья морда, из ноздрей её вырываются искры и пар, из глаз пышет пламя. Черты лица Илидора вдруг заострились, словно он осунулся после болезни, а глаза, похожие на горсти начищенных монеток, выглядели ледяными. Пылающими, но ледяными. Крылья плаща наполовину развернулись, из-под них выползала темнота, вокруг дракона позёмкой вился пепел, падающие с неба хлопья становились всё крупнее и падали чаще.
– И пусть частица отца-солнца в груди каждого из нас разгорится очищающим пламенем! – завёлся Эблон и потащил из-за спины молот, глядя вверх.
Его голос прозвучал слишком громко в пепельно-грозовой паузе, но Пылюга словно не замечал, что становится между молотом и наковальней.
– Илидор, нужно уходить, – почти через силу вытолкнул из себя Йоринг. – С машиной потом разберемся!
Дракон открыл рот, не то в полуоскале, не то пытаясь что-то сказать, но не издал ни звука, только громко хлопнули крылья, разворачиваясь, и словно в ответ на этот хлопок еще гуще повалил пепел. Теперь каждый ощущал его – липкий, влажный, словно размазанное по коже жирное насекомое.
– Да не убоится каждый, в ком есть свет, принести его в самые темные углы! – чеканил Эблон и медленно кружился вокруг своей оси, держа молот на отлете, жмурясь и мотая головой, но по-прежнему глядя вверх.
Ходовайка переминалась с одной ноги на другую, чуть слышно поскрипывая, смотрела на Илидора тусклым желто-зеленым глазом, пригибала голову, шевелила вибриссами –
– Я ж-же с-сказал, – прошипел Илидор, и гномы вздрогнули от этого шипения, даже Эблон прекратил вертеться и вытаращился на него ошеломленно, Иган стиснула пальцы, Йоринг шагнул вперед:
– Эй, послушай меня!
Но Илидор пронесся мимо стража, едва не сбив его с ног полуразвернутым крылом, и только успели расступиться перед ним другие гномы, Иган взвизгнула и отскочила, прикрывая руками голову, Эблон рванулся к дракону с гулким боевым рыком. Илидор легко, словно тряпку, сгреб в охапку тяжеленную ходовайку, в последний миг успевшую с лязгом свернуться в мячик, и мощным, нечеловеческом броском швырнул её обратно в застывшую лавовую реку, только мелькнули потертые панели с налетом ржавчины, и хлопнуло напряженное крыло. Со стуком и хрупаньем машина покатилась по застывшей лаве, но рассмотреть её уже было невозможно из-за густо падающего пепла.
Илидор ожёг Иган пылающим взглядом, она попятилась еще дальше и тут же, услышав за спиной топот Эблона, дракон обернулся к нему, стеганул пронзительным высоким шипением, а в следующий миг, словно очнувшись, дотронулся до своей щеки, стер с неё жирный липкий пепел, с удивлением посмотрел на измазанные пальцы, и глаза его вспыхнули тревогой, которая тут же сменилась привычным золотистым светом, тёплым, человеческим, и крылья развернулись полностью, одновременно укрывая ближайших гномов от пепла и не позволяя им разбежаться, и мрака под крыльями больше не было.
– Вперёд!
Рыкнул и дернулся Эблон – крыло обхватило его в неловкой позе, в тот миг, когда он уже стоял перед драконом, раскачивая молотом, и не мог решить: врезать змееглазому по башке или убрать оружие. Ругался недоучка-механист Палбр Босоног: под крылом драконьего плаща ему было неудобно и страшно. Еще два гнома, прижатые к бокам Илидора, помалкивали, и это было единственное, на что сейчас хватало их решимости.
– Вперед! – повторил дракон, рванулся, словно преодолевая сопротивление ветра, и потащил с собой четырех гномов.
Слой пепла уже был плотным, как стена ливня, какие иногда проносятся по холмам Айялы в сезон гроз, пепельные вихри выросли почти с гнома величиной и кружились между ними и вокруг них липкими смерчами, затягивали в себя пепел, лежавший на земле, и было видно, что гномам хочется шагнуть в эти липкие вихри, хочется стать их частью, гномы тянулись к ним, но не могли достать, удерживаемые крыльями драконьего плаща.
Направления пропали, никто не мог различить мост, лавовую реку, дорогу, немногочисленные домики вокруг, других гномов, которые только что были рядом.
– Вашу кочергу, – прошипел Илидор и пошел вперед, наклонившись, таща четверых гномов под крыльями, приставив руку козырьком ко лбу, чтобы пепел не попадал в глаза.
Он лез в нос, путался в волосах, размазывался по губам, не давая произнести больше ни слова. Дракон не мог сменить ипостась, потому что тогда бы пришлось отпустить гномов, и он понимал, что больше не сумеет их отыскать в плотной пепельной завесе, и они пропадут в ней, как пропали остальные, а следом за ними, быть может, сгинет и он сам.