Клятва
Шрифт:
«Щас расплачусь, — подумал Корсар, смотря на воодушевленно вещающего Беркута. — А нам таких слов и в праздники хрен скажет».
Якуб, выслушав Охотника, очередной раз поморщился и окончательно сдался. Больше он не говорил.
— Так-так, лирика, это, конечно, превосходно, но! — быстро проговорил Мимик, как только разобрался с бумагами. — Отчеты. Прошу, господа…
По столу быстро разошлись расписанные сверху донизу бумаги, испещрённые цифрами и отметками.
— Итак, — продолжил главный правосудитель города, — Начнем с Вас,
— О нет-нет-нет! — Корсар вскочил с насиженного места, тут же почувствовал как судорога вгрызается в ноги. — Я эту срань слушать не собираюсь! Ты уж прости, Беркут, но я пас. С математикой на Вы ещё с третьего класса, поэтому, извольте, но я покидаю сие отвратительное местечко.
Корсар уловил недовольный взгляд Якуба, ухмыльнулся.
— Я тоже должен идти, — согласился Егерь и поднялся из-за стола, — бывай, Беркут.
Командир охотников лениво посмотрел на объемные пачки отчетов, недовольно вздохнул.
Следующие три часа обещали быть невероятно унылыми и скучными.
Хлопнула деревянная дверь.
— Итак, восемьдесят тысяч шестьсот рублей. В довесок к этому, ещё семнадцать процентов накладных, включая к этому повременные выплаты БГН, получается…
Беркут потер услы, аккуратно отложил отчёты в сторону.
— Впрочем, мне тут тоже делать нечего, — решил Охотник, поправляя рукава военного кителя. — Дальнейшие обсуждения продолжим после Нового года.
— Беркут! — гаркнул Серпов. — Опять сбагрить решил?
Дмитрий Степанович мягко улыбнулся, посмотрев на негодующего завхоза.
— Как говорят в спецвойсках, не сбагрил, а тактически ретировался. Но не беспокойся, Михалыч, я отправлю вместо себя своего секретаря. Судя по стопкам бумаг, считать придется много.
— Ленивый ты засранец, — буркнул Хруст, пальцем отмеряя количество бумаги.
Беркут ещё раз посмотрел на недовольных советчиков, затем на что-то возбужденно подсчитывающего Мимика.
— Vai all'inferno! — сказал он и тут же тактически ретировался за дверь.
Глава XXIII. Новый год
1
Двадцать девятое декабря.
Мороз гулял по улицам города, жёг руки и лица снующим туда-сюда горожанам, а ветер гнал их в дома, где под тёплым одеялом, с горячей кружкой свежего, травяного чая, можно было растопить холод сибирской зимы, осевший глубоко в душе.
В тот день, в привокзальном здании, где расположился крупнейший городской бар, Живик — добросовестный грузин и хозяин этого заведения, жил своим обычным днем: оттирал до блеска пивные кружки, аккуратно расставлял бутылки с горячительным по многочисленным деревянным полкам барного стола, помогал немногочисленному персоналу с обслуживанием стольких же немногочисленных клиентов, что коротали время в приятной компании.
— Эй, это вон тудыть, — ругался Живик на недавно принятого работника. — Куда ты ставишь?! Я говорю: это к
После, бармен как обычно выпровождал слишком напившихся постояльцев и выпровождал их таким же обычным способом: пинком под зад. После, он, очень поэтично высказываясь, упорно оттирал с дубовых столов, оставленные бухариками подарки. Грузин то и дело одёргивал своих изуметельно красивых официанток от дополнительной работёнки, которую предлагали местные богачи, потряхивая полным кошельком.
День шёл как обычно. Ровно до того момента, пока в дверях не показался Дмитрий Степанович Стицев. В гражданской форме.
Живик, стоя за барной стойкой, рефлекторно откупорил ближайшую бутылку пойла, налил полрюмки и выпил, даже не сморщившись.
Беркут аккуратно снял дубленку, повесил её на вешалку. Милая официантка, которая поспешила поприветствовать старого охотника и усадить за премиальный стол, почти мгновенно обожглась об отказы командира. Вздохнув, пошла дальше обслуживать столики.
Одет Беркут был просто, но со вкусом: блестящие на свету ламп, ботинки, шитые чёрные брюки, подстёгнутые массивным кожаным ремнем, и, что самое интересное, белая рубашка, слегка расстегнутая у груди и заправленная в рукавах.
Живик нервно закрутил длинные усы, видя, как гость твердым шагом направляется к нему.
— О, приветствую, Дмитрий Степанович! — он крепко поздоровался с командиром, попытался искренне улыбнуться. — Какими судьбами, мой дорогой? Выпить-закусить?
— Привет, Живик, — командир, не торопясь уселся на барный стул, потер лысину, — Нет, не сегодня. Занят, понимаешь ли. Столько дел уладить надо.
Живик понимающе взглянул на охотника, слегка кивнул.
— Всегда было интересно, мой дорогой друг, во сколько ты встаешь, чтобы все это успевать?
Беркут посмотрел на блестящие серебром механические часы.
— В пять, иногда в пять тридцать, — ответил он, слегка подкрутив заводной шарнир. — Но я к тебе по делу, Живик.
Бармен снова попытался скорчить довольную рожу, сверкнув парой золотых зубов.
— И по какому же, мой дорогой друг?
— Видишь ли, — начал Беркут, вынув из штанов сигареты. Похлопав по карманам, и не найдя зажигалку, он жестом попросил Живика прикурить. — Через два дня Новый год, праздник. А у нас на базе из праздничного только полудохлая елка, которой уже лет пять, если не больше.
Живик кивнул, подставил пепельницу.
— Поэтому мои люди, а также рейдеры и ланцеты, — продолжил он, аккуратно сбивая пепел, — будут праздновать здесь, в баре.
Живик сглотнул слюну, еле сдерживаясь от крика ужаса.
— Хорошо! Конечно! Без проблем! — затараторил он и вынул отсыревший блокнот из-за стойки, затем, дрожащими руками еле отыскал сломанный карандаш, отлистал на тридцать первое декабря. Стиснул зубы. Число было свободно.
— Я хочу полностью, повторю, полностью, арендовать весь этот бар на два… Нет, на три дня.