Ключ к убийству

Урса Алекс

– Позволь мне присутствовать.

Франсуа посторонился и пропустил комиссара. Дверь захлопнулась. Щелкнул замок. Солюс опустился на стул у входа и спокойно оглядел Диалло, неудобно сидящего за столом. Франсуа подошел и встал напротив подозреваемого, больше не обращая на Солюса внимания. Достал из внутреннего кармана пиджака смятые фотографии, распечатанные им в библиотеке и переданные настоятельницей монастыря, и начал ровным голосом:

– Итак, ваше настоящее имя – Лоренцо Бертолини. В возрасте тринадцати лет вы сбежали из дома, опасаясь гнева сурового отчима Алессандро Бертолини, с которым у вас не ладились отношения. Тайно пересекли границу Бельгии и, судя по тому, что больше ваше имя не всплывало, вели там нелегальный образ жизни. Вы на много лет забыли о своем брате, которому на момент вашего побега было всего семь лет, и вспомнили о нем, уже когда Анжело давно вырос. Вы навели справки и узнали, что после смерти Алессандро он был отправлен в приют при монастыре Санта-Мария-делла-Грацие. И вот в один прекрасный день вы явились к матери-настоятельнице, чтобы узнать о его судьбе. Это установленный факт –

несколько часов назад вас опознала монахиня, видевшая вас в тот день. В монастыре вы с удивлением узнали, что все это время Анжело продолжал жить на территории обители и покинул ее всего полгода назад. Мать-настоятельница рассказала вам, что он уехал с французским продюсером Ксавье Седу, который пророчил вашему брату громкую карьеру рок-звезды. Вы отправились в Париж. Однако, оказавшись во Франции, вы, по какой-то неизвестной мне пока причине, не стали встречаться с Анжело лично. Вместо этого устроились к Ксавье Седу водителем и стали исподтишка следить за жизнью брата, а заодно и за самим Седу. Вы действовали очень аккуратно и даже профессионально. Подозреваю, вы осуществляли слежку за Седу, забираясь по фасаду дома, где тот жил, и подглядывая за ним в окно – в этом вам помогли навыки инструктора по альпинизму. Ксавье Седу начал подозревать неладное, но не смог ничего доказать, даже заработал паранойю. В ночь убийства вы, как обычно, высадили Анжело и Седу у подъезда дома. Затем отогнали машину в ближайший темный переулок и вернулись пешком. Быстро забрались по задней стенке дома, минуя камеры наблюдения, расположенные только на переднем фасаде, и залезли в кабинет Седу через окно. Сняли со стены двухметровый полэкс и зарубили Ксавье Седу насмерть. Вы не оставили отпечатков, – скорее всего, вы все еще были в белых водительских перчатках. Я не могу знать наверняка, где в этот момент был Анжело, но подозреваю, что ему стало плохо и он упал в обморок от упадка сил и действия лекарственных препаратов, смешанных с алкоголем. Вероятно, это произошло до того, как вы проникли в кабинет, потому что он не помнит ни вас, ни как было совершено убийство. Или, что тоже вполне вероятно, у него случился нервный срыв, и его сознание стерло ваш образ. Мне также остается только гадать, за что вы убили Седу, но – это опять же мои догадки – подозреваю, вы хотели защитить Анжело от продюсера, который уже несколько лет медленно убивал того в надежде побольше на нем заработать. Единственное, чего до сих пор не понимаю, – это как в руке Седу оказался ключ Анжело. Как бы то ни было, после убийства вы неожиданно струсили и сбежали с места преступления тем же способом, каким и проникли, а именно – через подоконник, оставив своего брата на месте преступления. Прекрасно понимая, что Анжело автоматически становится единственным обвиняемым в убийстве, вы, вместо того чтобы прийти и сознаться, решили подкинуть мне другого подозреваемого. На следующий день вы пришли в контору, сославшись на Жюли Лернон, которая якобы упомянула, что мы, очевидно, захотим вас допросить, хотя Жюли уже подтвердила, что не разговаривала с вами после убийства, и подкинули мне информацию о так удачно подвернувшемся агрессивно настроенном сыне Седу. Вы рассчитывали на отсутствие у него алиби, затягивали следствие, а заодно пытались прощупать, как идет расследование.

Франсуа перевел дух и опустил плечи. Во время его речи Диалло сидел, подавленно уперев взгляд в поцарапанную столешницу, и хранил молчание. Он не протестовал и не стремился оправдать себя. Он вообще никак не реагировал, чем слегка озадачил Франсуа, который ожидал совсем не такой реакции на свои слова. Тем не менее он продолжил:

– Мне не нужно ваше признание, чтобы засадить вас за решетку, Тома. Уверяю, у меня будет достаточно доказательств вашей вины. Крови при убийстве Седу было очень много. И, уходя, вы не могли не оставить следов. Думаю, повторный и более тщательный осмотр места происшествия выявит следы крови на заднем фасаде здания – хоть вы, сбегая, и вытерли подоконник, но не могли не оставить следов снаружи. Кроме того, вы не могли не запачкать машину. Хотя, как человек неглупый, подозреваю, сразу отдали машину в мойку, заказав полную химчистку салона, и, вероятно, при этом у вас хватило ума воспользоваться не той, где постоянно обслуживался «Мерседес» Седу. Уверен, вы отдали машину в одну из маленьких автомоек на окраине и заплатили наличными. Но современные технологии позволяют выявить следы крови даже после тщательной уборки. И я костьми лягу, чтобы найти их, а также обещаю, что разыщу свидетелей. Так что вы можете молчать сколько угодно. Но…

Франсуа из последних сил держался, чтобы не сорваться на крик. Краем глаза он заметил побледневшего Солюса, который смотрел на него с ужасом, и почувствовал, как пойманной птицей бьется вена на виске. Франсуа постарался взять себя в руки и продолжил ровным, звенящим от ненависти тоном:

– Но я даю вам последний шанс рассказать все, как было. Не для того, чтобы оправдаться, а лишь, чтобы снять груз своей вины перед младшим братом, которого вы уже второй раз бросили на произвол судьбы. Я хочу знать, что это за братская любовь такая и почему она раз за разом превращает жизнь Анжело в ад? Кто вы, черт побери, такой, чтобы ломать судьбу невинного человека?! – Франсуа сорвался на крик и со всей силы треснул кулаком по столешнице.

Солюс вскочил со стула, но Франсуа остановил его одним движением руки, и комиссар замер на своем месте. На секунду в комнате повисла звенящая тишина, и в полном безмолвии Франсуа с Солюсом услышали жалкий всхлип. Франсуа перевел взгляд на Диалло и увидел, что огромный сильный мужчина беззвучно сотрясается в рыданиях, ударяясь лбом о металлическую поверхность стола. Его широкие плечи ходили ходуном. Он уменьшился в размерах и был похож на бледную тень добродушного здоровяка,

пришедшего к нему в кабинет всего несколько дней назад. Франсуа обессиленно рухнул на стул, понимая, что он попал в точку. Он потер виски и достал сигареты, минуя запрет на курение и зная наверняка: сегодня ему никто ничего не скажет. По крайней мере, не про курение.

Диалло меж тем беззвучно плакал, не имея возможности стереть слезы с лица. При этом он мотал головой из стороны в сторону. Амплитуда раскачивания становилась все больше, и под конец он уже безумно тряс своей кудрявой головой.

– Вы ничего не поняли, – просипел он сквозь слезы. – Я люблю Анжело. Это единственное светлое, что осталось в моей жизни. Но что вы знаете о том, что нам пришлось перенести?

– Так расскажите мне, – тихо попросил Франсуа.

Диалло закрыл глаза, глубоко вздохнул и надолго замолчал. Когда он снова открыл рот, голос его звучал почти спокойно.

– Вы правы, мое настоящее имя – Лоренцо. Лоренцо Бертолини. И я действительно сбежал из дома, едва мне исполнилось тринадцать. Но что вы знаете о человеке по имени Алессандро Бертолини? – спросил он глухо.

Франсуа промолчал, потому что, положа руку на сердце, не имел ни малейшего представления. Найденное в библиотеке говорило о том, что тот был далеко не таким идеальным, каким его пытались представить. Но ему хотелось сначала услышать версию Диалло. Тот посмотрел на него и задумчиво кивнул.

– Все твердили, он настоящий ангел. Что он послан на землю, чтобы защитить людей. Ярый защитник всех обиженных и обездоленных. Не было, наверное, на свете такой беды, которая оставила бы его равнодушным. Он собирал средства на благотворительность. Он отдавал все силы приходскому хору, куда брали детей из малоимущих семей. Когда он принял сан, никто не удивился. Прихожане обожали его. И только я один знал, какой он на самом деле. Он бредил идеей создать божественный хор. Хор светлых мальчиков с ангельскими голосами. На мою беду, у меня был хороший чистый голос. И Алессандро вознамерился сделать из меня солиста. День и ночь он изводил меня постоянными вокальными упражнениями, не желая слушать жалобы на усталость и боль в горле. Когда матери не стало, он словно с цепи сорвался. Он даже запретил мне выходить на улицу, чтобы просто погонять в футбол с друзьями. Только музыка и молитвы целыми днями. Он постоянно говорил, что сделает из меня знаменитость и что я должен быть ему благодарен. На свою беду, меня интересовало все, что угодно, кроме музыки. Другой, похитрее, наверное, бы смирился или хотя бы притворился, чтобы избежать открытых конфликтов, но я с пеной у рта, отстаивал свою свободу. Все началось с обычной пощечины, а потом… – Диалло безнадежно махнул рукой.

Франсуа почувствовал волну тошноты, подкатывающую к горлу. Он затушил сигарету и, не в силах смотреть Диалло в глаза, уперся взглядом в стол. Диалло усмехнулся и продолжил:

– Однажды он избил меня так, что в школе на уроке я не смог сидеть на заднице ровно. Классная руководительница в конце концов заметила, что я ерзаю больше обычного, и спросила, что происходит. И я честно рассказал. И даже хотел снять штаны, чтобы показать доказательства. Но она и слушать ничего не желала. У меня была репутация хулигана и вруна, что, кстати, было правдой. Так что меня заткнули, едва я открыл рот. Кажется, она испугалась. Ведь к тому времени отчим стал настоятелем церкви, уважаемым человеком и одним из столпов общества в Триджано. Родственников у нас не было. Что я мог сделать? Мне едва исполнилось двенадцать лет… – Диалло потер подбородок о плечо и внезапно обратился к Франсуа: – Могу я попросить сигарету?

– Да, конечно, – поспешно кивнул Франсуа, достал ключ, снял наручники и подвинул ему пачку сигарет и зажигалку. Диалло благодарно кивнул, растер запястья и склонился к оранжево-синему огоньку. Франсуа заметил, что руки того испещрены мелкими, давно зажившими шрамами. Диалло с наслаждением выдохнул дым через ноздри.

– Лет пятнадцать не курил, – сказал он задумчиво и покачал головой. Голос его теперь звучал спокойней. – Так вот. Потом стало хуже. У меня начался переходный возраст, и, как следствие, стал ломаться голос. Поняв, что я больше не могу петь, как раньше, Алессандро словно с цепи сорвался. Ему тяжело было потерять мечту. Тогда что-то в его мозгах окончательно перемкнуло. Слепая вера в бога делает с людьми страшные вещи. Он постоянно бормотал что-то о моем отце и о том, что я дитя сатаны. Решил, что из меня надо изгнать нечистый дух. Для начала святой молитвой. По ночам он сшибал меня с кровати одним ударом и заставлял молиться ночь напролет. Я не знал, что делать. На время решил проблему, закрываясь в своей спальне на ночь. Дом старый, и дверь была сделана на совесть. Алессандро отступился, не желая ломиться и будить брата и соседей, но потом как-то днем попросту вынул ключ из замочной скважины – у меня ума не хватило его припрятать – и с тех пор стал приходить почти каждую ночь. Странно, но днем он меня никогда не бил. Был в церкви, у всех на виду. Занимался благонравными делами. Но стоило зайти солнцу, и в него словно все демоны преисподней вселялись. Ночь напролет мы должны были вместе молиться за спасение наших душ. При этом молитвы чередовались с побоями и вокальными упражнениями. «Ты должен быть благодарен мне. Я делаю это для тебя», – так он говорил.

– Разве соседи не слышали звуки скандалов? – задал Франсуа вопрос, но, вспомнив добрую бабулю Бибиэну, уже понял, что спрашивать об этом бесполезно. Диалло лишь покачал головой, погруженный в воспоминания о прошлом.

– Я хотел убежать и уже давно убежал бы… Только одно меня останавливало – Анжело. Я боялся, что, как только убегу, он переключится на него. А Анжело, он… – Диалло закусил большой палец, не обращая внимания на сигаретный дым, и поднял глаза к потолку, стремясь удержать слезы. – Анжело – ангел. Он был таким веселым, улыбчивым, светлым. И таким маленьким и беззащитным… Я не мог… понимаете?