Ключ от рая
Шрифт:
9
Да, пора настала прервать их молчанье, ибо жить по-старому уже было нельзя, времени не оставалось. Рахими-хан всегда отличался осторожностью и предпочел бы остаться в своем нынешнем, не таком уж и плохом положении, чем рисковать всем благоприобретенным, — если бы не эта угроза… Велев позвать Багтыяр-бега, он все раздумывал, как начать этот разговор.
Советник явился тотчас и по виду своего покровителя сразу же понял, что речь пойдет о важном.
— Садись, Багтыяр-джан. Садись и скажи-ка наконец, что ты думаешь о нашем с тобой сегодняшнем дне. Говори, положа руку на сердце… обо всем говори. Что делать нам?
— Уберечь головы.
— Как?
— Это и я бы хотел знать.
— Ты читаешь мои мысли. Это, наверное, потому, что наши головы лежат рядом, на одной плахе… — Хан невесело, но пристально поглядел в глаза своему соратнику. — Но воины, нукеры — как набрать их, накопить силу? Джигитов, любящих безбедную жизнь, хватает у нас, за яркий халат и хорошего коня много удальцов можно нанять… где их скрыть, ашна?
— Я думал над этим. Дорога к столице длинна, а на ней всего один колодец…
— Что ты хочешь этим сказать? — оживился Рахимн-хан, он любил иносказания.
— Только то, что сказал. Мы начнем рыть на ней два новых колодца… А это работа еще для двух сотен молодцов на целое лето… Ты не пожалеешь для них жалованья нукеров, одежды и пищи, заодно и табун боевых коней? Доверишь оружие, к которому они будут привыкать лишь по ночам?
— Не пожалею!.. Клянусь, мне еще никогда так не нравилось рыть колодцы! — Хан совсем повеселел и, крикнув охраняющему его летнюю кибитку телохранителю, велел подать вина. И тут же подумал, что советник его умен и расторопен, как никто другой… даже слишком умен. И что не будет ему, Рахими, покоя никогда, нигде…
— Но этого все равно мало, Рахими-джан. Столица лишь чихнет на них со своих высоких стен — на них, на нас со всем нашим воинством… Конечно, было бы глупо вести ее правильную, как это делают гяуры, осаду, я о ней даже и не помышляю. Но, даже скрытно войдя в нее, нужно раза в два больше воинов, чтобы внезапно разоружить охрану и отряды, которые там всегда торчат… Раза в два или три. Мы прокормим и больше, но скрыть их не сможем. Как бы ни пряталась стая шакалов, шахские псы все равно выследят ее. Не по тявканью, так по запаху. А запах жареного чуется по степи далеко, ты сам это знаешь…
— Знаю… Так что же ты можешь предложить?
— Ничего, кроме подкупа и кропотливого и опасного переманивания к себе этих придворных индюков… Но это не наша тропа, ашна. Она опасней, чем в горах. Если хочешь, я обдумаю, как скрытнее ввести в столицу наших удальцов и разместить их там. Хотя бы под видом тех же каменщиков или ремесленников…
— Подумай. Ну, а другое — выманить отряды из города?
— Не знаю чем. Разве что стравить кого-нибудь из наших соседей по ханству…
— Нет. Для их примирения хватит любого бродячего шахского отряда… Тогда как?
Багтыяр-бег молчал. «Ну вот, я достиг, кажется, предела и его ума, — с усмешкой подумал Рахими-хан. — Нет, чтобы быть ханом, надо им родиться. Не ум, но кровь правит в этом мире…»
— Как выманить их?!
«Что ж, тогда получи урок, Багтыяр-бег, раз молчишь, и знай хозяина…»
— Не знаешь… Ну, а если поднять на нас… — Рахими-хан нарочито помедлил, усмехнулся опять. — Если поднять на нас этих туркмен?.. Да-да, на нас, против нас и шаха?
— Рахими-джан, это… — Советник даже привстал, глядя удивленно и растерянно. — Это безумие. Это выводить блох пожаром в доме.
— Хорошее сравнение, — заколыхался в смехе хан. И прихлебнул ругаемое кораном сладкое заморское вино. — А все же? Предлог для новых налогов в пользу шаха мы найдем, вожаков-поджигателей тоже. Оскорбим чем-нибудь от имени шаха. Туркмены горячи — вспылят, схватятся за дедовские сабли… Нам, главное, остаться в стороне. Туркменам сочувствовать, к шаху вопить о помощи— пусть высылает отряды. Пусть они гоняются в степи за ветром… Ты меня понял?
— Понял… Твоя мысль широка, это поистине ханская мысль.
— Это я и хотел поручить тебе, ашна. Ты что-нибудь слышал в последнее время о Годжуке Мергене?
— Да, что он почти на смертном ложе… В народе только и говорят об этом. А я привык слушать, о чем он говорит. Туркмены недружны, на наше счастье, но эта печаль у них общая. Уже нет среди них знахаря, который не привязывал бы своего коня у кибитки старика, но все бесполезно. Я слышал, они везде ищут одно драгоценное арабское лекарство, очень древнее, состав которого будто бы не знал даже сам Ибн Сина… Лишь на него вся надежда у них… забыл, как оно называется, но в состав его входит, говорят, горная смола, мумие. Так что мукамчи, похоже, при смерти.
— Значит, они ищут лекарство?
— Да, Рахими-джан. Уже собрали деньги, разослали людей… Удивляюсь я. Для них это, оказывается, важнее всего. Нет чтобы прекратить раздоры, навести порядок в своей степи… впрочем, это и к лучшему. Правда, Годжук Мерген немало погасил ссор, рассудил всяких споров, пока был на ногах. А сейчас распри начались с новой силой…
Рахими-хан с кряхтеньем поднялся, прошел в глубь кибитки к своему заветному сундучку, с которым никогда не расставался и брал даже в походы. Открыл единственным ключом крышку и, глубоко запустив руку (там, знал советник, хранились особо важные бумаги и драгоценности), достал со дна небольшую кипарисовую шкатулку. Вернулся на свои подушки, поставил ее перед собой:
— Вот это лекарство…
Багтыяр-бег удивленно вскинул глаза. Да, много еще тайн и мыслей хранит от него хан, хозяин…
— Вот лекарство это. И с небольшой частью его ты поедешь к мукамчи. Ты предложишь ему мой кров и моих врачевателей, ибо с толком применить это снадобье почти так же трудно, как и достать его… Той части, которую я дам тебе, хватит, чтобы подкрепить его силы для переезда к нам. Мой знахарь напишет тебе самый простой способ употребления лекарства… да, сил старику это все-таки на время прибавит. Или даже больше, на все то время, пока ты его не уговоришь. Даю тебе месяц, два! Он должен стать и нашим знаменем, и нашим заложником… Нашим! Он умен и проницателен, несмотря на простодушие, верен своей земле и людям, но ты и не трогай эту верность… ты, наоборот, сыграй на ней. А мы загодя кое-чем подкрепим это: я давно подумывал открыть мектеб [112] для детей этих туркмен, грамотные исполнители нашей воли нам нужны, — вот теперь и объявим о том во всеуслышанье… Наобещай ему, что по выздоровлении мы даже готовы сделать его учителем в мектебе — каким угодно, вплоть до учителя игры на этом их дутаре. Используй всякие благоприятные вести из нашего ханства, сравнивай меня с их башибузуком Эсен-ханом… делай что угодно, но уговори! Его дутар должен стать нашим дутаром. Почтение к нему должно хоть отчасти стать почтением к нам. Сделать это тебе будет непросто, но на твоей стороне — вот эта шкатулка… В ней жизнь его или смерть — разве этого мало?! Мы даем цену, перед которой мало кто устоит в этом жестоком мире… Заодно располагай к себе, как можешь, всех мало-мальски почтенных людей в той степи, они нам пригодятся… Поедешь с маленьким караваном, возьмешь самых надежных нукеров. Сначала посети несколько селений, узнай, что думают и говорят там. Я слышал, что Караул, брат Годжука, и его ночные всадники не в ладах со своим ханом.
112
Мектеб, мактаб — начальная мусульманская школа церковноприходского типа.