Ключи от ящика Пандоры
Шрифт:
Паша Самсонов, например, жуткий интроверт, как говорит Игорь, «любит покатать масло в голове». Уж непонятно, как этот процесс «катания» происходит, но наружу всегда выплескивается одно недовольство. Про таких говорят – брюзга. Больше всех, конечно, Ольге достается, его жене. Хорошо, что у нее характер легкий, уживчивый, умеет на его брюзжание не обижаться, хотя и случаются в нем явные переборы, даже жестокие. Разве можно все время упрекать жену, что родить не сумела? Всякие же бывают обстоятельства. Просто удивительно, как Ольга все это терпит! Любит, наверное… Другого объяснения, как ни старайся, не придумаешь.
А Юра Стародубцев –
Бог весть каким ветром Петра Яковлевича Горского в эту компанию занесло. Говорят, раньше неплохим адвокатом был, в криминальной среде уважаемым человеком, на этих делах и капиталец, наверное, сколотил, вошел в дело равным партнером. Но слишком он отличался – и возрастом, и повадками. Скорее в отцы годился, чем в друзья. Но не приведи господи хотя бы обиняком напомнить ему про возраст – тема была в разговорах такой же запретной, как отсутствие наследников в семье Самсоновых! Петр Яковлевич обижался страшно, сразу пыжиться начинал, о подвигах сексуальных рассказывать. А потом еще и доказательства норовил демонстрировать, можно сказать, вживую. Ждешь, например, на день рождения его с женой Надей, а из машины какая-нибудь красотка выскакивает, и пожалте бриться, знакомьтесь. Ирина в эти моменты на него злилась, обижалась за Надю и мысленно обзывала павианом и стариком Козлодоевым. Как в той песенке – «…ползет Козлодоев, мокры его брюки, он стар, он желает в сортир…». Хорошо, Игорь ее мысленных песенок не мог слышать. Явно бы не поприветствовал такого неуважения к партнеру.
– Ир, вы там с Ольгой не шибко на Стеллу набрасывайтесь, – вдруг тихо произнес Игорь, будто услышал-таки ее мысли. – А то знаю я вас – так с милыми улыбками пощебетать можете, что у девушки перья полетят!
– Ага, как бы у нас с Ольгой перья не полетели.
– То есть… Что ты имеешь в виду?
– Да ничего особенного. Новоявленная женушка еще себя покажет, вот увидишь. Хотя, думаю, вовсе она не Стелла, а какая-нибудь залетная Олеська из Мариуполя. Сейчас у них мода такая – паспортные данные менять. Не удивлюсь, если и фамилия окажется какая-нибудь расфуфыренная.
– Ух, разошлась, – глянул на нее муж с осторожной усмешкой. – Чего это ты вдруг? Откуда такое пренебрежение проклюнулось?
– Это не пренебрежение. Просто Надю жаль, Игорь. Сорок лет брака, это ж не баран чихнул. Ты сам вдумайся в эту цифру – сорок лет! Это что ж выходит, погоди: когда Яковлич на Наде женился, ему всего двадцать пять было? А Наде – двадцать? Столько же примерно, сколько сейчас этой Олеске из Мариуполя? Ой, то бишь Стелле, простите?
– Выходит, так.
– Седина в бороду, бес в ребро? И Надину жизнь – под откос? Все на откуп бесу, да? Здравствуй, племя младое, незнакомое?
– Да ладно, не кипятись. Что ж делать – такова жизнь…
– Ага. Очень хорошее выражение. То есть имеется в виду – ваша мужская жизнь, да? Смиритесь, расслабьтесь, примите, какая есть? Такие мы, ухари Козлодоевы?
– Хм… А на меня-то ты за что злишься? Еще и Козлодоевым обозвала, – снова глянул он насмешливо,
– Да я не злюсь, просто неприятно, и все. И Стеллу эту видеть не хочу. По крайней мере любезничать точно не буду. Пусть знает, что я на другой стороне баррикад осталась.
– А по-моему, ей глубоко все равно, где ты осталась. И Яковличу, поверь, по большому счету, все равно. И вообще давай прекратим этот дурацкий диалог. Это его решение, его выбор. Мы, хочешь – не хочешь, этот выбор уважать должны.
– Да, согласна, давай прекратим. Но, надеюсь, ты подобным выбором в его возрасте не будешь озабочен? Или для меня тоже в Мариуполе очередная Олеська подрастает?
Вот что это вдруг несусветное из нее выскочило? Откуда? Вовсе не хотела ничего такого. Игорь повернулся на секунду, глянул сердито, без доли насмешливости:
– Да что с тобой сегодня, Ир? То задумываешься, то злишься, то глупости всякие несешь. Критические дни, что ли?
И отвернулся к окну, слегка пожав плечами. Она сидела, молчала. Ждала, когда закончится короткая вспышка гнева. Знала, что долго муж сердиться не умеет. Вот и сейчас – двух минут не прошло, как улыбнулся, потянулся, обнял, заглянул в глаза:
– Ну, хватит, Ириш, расслабься, подъезжаем уже. Чуешь, на всю округу шашлыком пахнет?
Дом у Петра Яковлевича был основательный, трехэтажный, бело-розовый, как крем-брюле, выглядывал надменно верхними окнами из-за высокого забора. Ворота нараспашку – гостей ждут. На широкой террасе стол накрыт, дорожка через газон вьется, китайские фонарики, натыканные повсюду, размазывают нелепым светом влажные сентябрьские сумерки. А вот и сам именинник поспешает… Боже, а вырядился-то: джинсики узенькие, в обтяг, майка расцветки немыслимой. Молодожен, мать твою…
– Привет, Ирусик! Хорошо выглядишь – стройна, как лань! Позволь к ручке приложиться.
– Приложитесь, Петр Яковлевич. Позволяю.
Хмыкнул, действительно приложился губами к руке. Девушка незаметно отвела ее назад, поелозила по платью тем местом, где был запечатлен след мокрых, как показалось, губ. Игорь посмотрел на нее неодобрительно, усмехнулся.
– Прошу к столу, все уже в сборе, только вас ждем. Стелла решила на террасе накрыть, сентябрьским воздухом подышать хочется. Последние теплые деньки стоят.
Из распахнутой двери дома показались гости: Паша, Юра, Катя с Ольгой, которая, увидев ее, раскинула слега руки, пошла навстречу, улыбаясь. Элегантна, ухожена, как всегда. Красавица-блондинка с карими, глубокими, обеспокоенными тайной грустью глазами.
– Привет, подруга. Как же я рада тебя видеть. Хорошо выглядишь, молодец!
– И ты!
– Ладно, обмен любезностями закончен. Может, напьемся сегодня, Ир? Что-то у меня настроение хреновое.
– А чего так?
– Не знаю. Понимаешь, как-то странно себя чувствую, будто впервые сюда попала. Смотрю на эту маленькую хозяйку большого дома, и укусить ее хочется.
Ольга чуть повела головой в сторону дверей, откуда выплыла Стелла – высокая, загорелая, с глянцево-голыми плечами и наглыми бугорками грудей, торчащими из плотного лифа платья. На лице – сытое торжество, как у кошки, до отвала наевшейся хозяйской сметаны.
– Стени, что же ты, приглашай гостей к столу, – обласкал ее взглядом Петр Яковлевич.
– Господи, Стени, – чуть слышно фыркнула Ольга, толкнув Иру локотком в бок. – Имя придумал, как для болонки. Лучше бы рыбкой назвал или заей, на худой конец.