Ключи от ящика Пандоры

Колочкова Вера Александровна

Дзинь… Всхлипнул телефон, отключился. И договорила уже в пустоту, будто Снежана могла ее слышать:

– …Того же хочу.

Хмыкнула, пальцы автоматически провели привычную операцию, кликнули Снежанин номер. Гудки – все, не берет трубку. Что ж, понятно, растерялась сестрица.

Так, все! Теперь уж точно обратного хода нет. И ни на каких «мальчиков» уповать не стоит, надо ехать к тете Саше. Хоть и жестоко с ее стороны тетку в такой момент своими рефлексиями беспокоить, но другого выхода нет. Прости!

На улице снова шел дождь. Когда

она свернула на старый бульвар, целая охапка мокрых листьев бросилась на ветровое стекло, и закопошились, бедные, в отчаянной надежде, и сникли, падая вниз и отдаваясь жестокой силе бездушных «дворников». Один лист, самый маленький, так и прилип намертво, глядел на нее с немым укором. Ирина вздохнула грустно – чем же я тебе помогу, дорогой, я и сама сейчас, как ты, страшно напугана и в отчаянии. А что делать – тоже не хочется сползать на мокрый асфальт.

Тетя Саша жила в старой части города, в кирпичной пятиэтажке с витыми балкончиками и затейливо выпяченным фасадом со стороны главной улицы. А въедешь во двор – и никакой тебе затейливости, просто каменная коробка с пятнами кирпичной кладки в обвалившейся штукатурке. Но сам по себе дом был хорош – с высокими потолками, щедро квартирным размахом квадратных метров.

Ирина приткнула машину во дворе, вышла под дождь. Пока добежала до подъезда, успела промокнуть. Поднялась на третий этаж, отряхиваясь по пути, как собачонка.

Тетя Саша ждала ее, стояла на пороге квартиры. Лицо осунувшееся, серое – видно, что ночь не спала. И сжалось стыдной неловкостью сердце – горе у человека. Еще и допросами ее придется донимать?

– Здравствуй, Ирочка. Промокла? Что ж ты без зонта, так и до простуды недалеко. Вот, надень теплые тапочки.

– Здравствуйте, теть Саш. Ничего, не простужусь, я закаленная.

– Но тапочки все равно надень! А я увидела в окно, что ты подъехала, и чайник поставила. У меня и пирожные есть, твои любимые, с заварным кремом. Будешь?

– Буду, спасибо.

– А может, ты есть хочешь?

– Нет, не хочу. Мне бы поговорить…

– Что ж, пойдем на кухню. За чаем и поговорим.

На кухне было уютно, чисто, едва уловимо пахло чем-то мясным, жареным, с чесноком. Села на любимое место, у окна с розовоклетчатой крахмальной занавеской, вздохнула.

– Чего так вздыхаешь? Проблемы?

– Да как сказать, у меня проблема, теть Саш. Только дайте слово, что не будете от нее отмахиваться.

– Да когда это я несерьезно относилась к твоим проблемам? И тем более – отмахивалась?

– Да, конечно… Что это я… Простите, теть Саш.

– Погоди, я чаю тебе налью. Вот варенье, пирожные. Сначала желудок согрей, впусти в себя тепло. В согретой душе и проблема в размере уменьшится.

– Хм… Если бы…

Еще немного посуетившись, тетка уселась напротив, сложила сухие ручки перед собой, как школьница, глянула выжидающе:

– Ну, выкладывай.

– Да я не знаю, как начать…

– С самой сути и начинай. Что я тебя учу, как маленькую?

– Ну что

ж, попробуем…

Потянувшись к сумке, расстегнула «молнию», достала письмо, неловко глянула тетке в глаза.

– Теть Саш, я тут нечаянно письмо тети-Машино прочитала. Извините, так получилось. И строчки вот – странные такие…

Дрожащими пальцами развернула листок, заговорила, волнуясь:

– Смотрите, что она своей знакомой пишет… Вот тут, почитайте…

Тетка глянула на нее странно, с опасливым недовольством, слепо зашарила рукой по столу в поисках очков. Нащупала, аккуратно водрузила на переносицу, склонилась над письмом.

– Вот тут, – Ира угодливо ткнула в нужные строчки указательным пальцем.

– Да вижу, не мешай! Что тут? Мгм…

Зашевелила губами, тихо покачивая в такт седой головой. Прочитала, замолчала многозначительно. Потом подняла глаза, улыбнулась, пожала плечами:

– И что? Ерунда какая-то… Не понимаю, чего ты так всполошилась?

– Нет, не ерунда. Прошу вас, скажите мне все как есть.

– Да что есть? И нет ничего…

– Есть. Вы же мне обещали не отмахиваться, помните?

– Так я и не отмахиваюсь, говорю ж – ерунда какая-то, глупости.

– Нет, не глупости. Вот скажите – что такое «не должна узнать девочка»? Ведь черным по белому написано! И чего вы так боитесь? Вернее, боялись… Что за обстоятельство?

– Я не знаю, Ирочка, не знаю. Ну что ты на меня так смотришь? Не знаю…

– Да все вы знаете, только сказать не хотите. Ведь так? Но согласитесь – это нечестно по отношению ко мне. Вы никогда не обманывали меня, теть Саш…

– Да, не обманывала.

– Но ведь молчание – тоже обман! Еще худший, чем излишняя болтливость!

– Ну, не надо так категорически. Это зависит от того, что кроется за молчанием и болтливостью! А вдруг человеку болтливостью судьбу сломаешь? Тем более – дорогому человеку? Иногда надо уметь держать при себе, то есть брать на себя ответственность.

– Тетя Саша, говорите прямо! Вы что-то знали и молчали, да? Я понимаю, что из лучших побуждений, но – тем не менее.

– Хм… Из лучших побуждений, говоришь? Может, и впрямь так. Да, я всегда боялась за тебя. Из побуждений. Ты права. И не всегда молчание есть обман. Молчание – это просто молчание.

– Значит, было о чем? Ну же, теть Саш, как вы не понимаете, что я больше с этой неизвестностью жить не смогу? Ведь все равно рано или поздно узнаю! И будет еще хуже!

– Что ж, ты права, пожалуй, будет хуже. Нет, ничего не поделаешь, видно… Сейчас все расскажу. Дай только с духом соберусь.

Тетя Саша медленно стянула очки, положила перед собой, зачем-то накрыла их сухими ладонями. Вздохнула, глянула в дождевое окно, заговорила тихо:

– Лет десять назад… Да, кажется, десять. Приезжала к твоей покойной свекрови женщина. Родители Игоря тем летом в Красногвардейске жили, у них там дача оставалась, помнишь? Ты с девчонками к морю уехала, а Игорь перестройку дома затеял.