Книга Аарона
Шрифт:
Лутек все расспрашивал ее про историю с огнем, пока София не сказала ему, что, если он не перестанет, она его сама бросит в огонь.
Так что вместо огня мне пришлось спрашивать о масле.
– На что это ты уставился? – сказала мне Адина и скорчила гримасу.
– А он влюбился, – сообщил ей Лутек.
– Он меня нервирует, –
– С чего бы это твоей матери было спасать масло? – спросил я еще раз.
Она пояснила, что у ее семьи когда-то был магазин и в нем продавалось масло, которое ее отец изготовлял собственными руками и которым очень гордился. Он умер до начала войны, и магазин прогорел до того, как пришли немцы. Ее мать с горечью вспоминала эту историю, и, когда бы кто ни попросил ее дать в долг или сделать одолжение, она всегда отвечала: «Конечно, всегда приятно любиться на чужих простынях». Лутек сказал, что это могло бы стать девизом нашей группы, и София снова спросила, с чего он решил, что у нас будет группа.
– Мы с таким же успехом можем что-нибудь и сделать, – сказала Адина.
Она сказала, что дома у нее всегда находилась работа, но здесь стоило ей только выйти, как она возвращалась обратно в квартиру, потому что какими делами ей заниматься на улице?
Лутек спросил, каким образом они решили, что могут просто проходить через ворота, и Адина сказала, что у нее всегда был талант к таким штучкам. Когда они добрались до города и попали в центр для беженцев, она сказала матери, что спрячет деньги и позаботится о том, чтобы идти первой, когда их семью построят для обыска. Одна фольксдойче долго прощупывала волосы Адины, как будто в них спрятаны сокровища, а потом нашла узелок в кармане ее юбки и вытянула его с криком: «О, а это что такое? Бриллианты?» – и только высыпав содержимое узелка на стол, поняла, что это всего лишь леденцы. Другая фольксдойче засмеялась, и та женщина ударила Адину
МЫ ПРОРАБОТАЛИ ВМЕСТЕ НЕДЕЛЮ, когда какая-то старая полька схватила Адину и начала кричать «Контрабандистка! Контрабандистка!» в тот момент, когда проходили назад через ворота, и Лутек схватил старуху и начал кричать то же самое, а друг его отца был вынужден передать всех троих зеленой и синей полиции, чтобы те сами разобрались. Мы с Софией отошли на квартал, прежде чем остановиться и понаблюдать за ситуацией. По нашим правилам, когда кого-то останавливали, остальные должны были обязательно продолжать идти. Старая женщина сотворила такой рэкет [6] , что было слышно там, где мы стояли. София сказала, что Лутек подбросил то, что нес, ей в сумку.
6
Рэкет – шум и гам (идиш).
– Теперь точно затянется, – сказала она, и я ответил, что она, наверное, права. Нам некуда было пойти. Она переживала, что Адину побьют, даже если потом и отпустят, и сказала, что лучше бы она оказалась на ее месте. Когда ее поймали, синий полицейский побил ее, но не так сильно, благодаря тому, что она была хорошенькой.
– И что делает стариков такими? – спросила она.
Я ответил, что не знаю.
Она рассказала, что через несколько дней после сдачи города кто-то сказал ее матери, что отец ее отца, то есть второй дедушка Софии, хочет ее видеть. До этого София никогда его не встречала. Он был каким-то раввинским ученым, но она не знала, каким именно.