Книга Аарона
Шрифт:
Она спросила, знаю ли я Маньку Лифшиц, и я сказал, что знаю. Она спросила, не тот ли я мальчик, у которого только что умер брат, и умолкла, когда услышала ответ.
Трамвай так и не пришел. Она сказала мне, что у нее был младший брат по имени Леон, старший брат Иехиэль и младшая сестра Сальция, которой недавно исполнилось всего десять месяцев.
Она знала о ручках, потому что у ее отца раньше был магазин канцелярских товаров. Люди со всего города приходили к нему ради качества его бумаги. Он содержал всю семью, а еще бабушку, незамужних Брыжских сестер, их дядю Иковица и Ханку Назельскую с ее родителями. Одно время у ее семьи было столько денег, что она училась в таком детском саду, где нужно было платить за уроки.
Когда пришли немцы, они его сильно избили и разгромили их квартиру в поисках золота. В конце концов они ушли с пятью метрами ткани, которую мать подготовила на платье. И даже несмотря на это, ее семье повезло больше, чем их друзьям через дорогу, которых вышвырнули из дома и сказали, что их порода людей слишком долго спала в мягких постелях. Но потом через неделю после этого происшествия в магазин заглянул офицер СС, и он был так восхищен содержимым, что дал отцу указание, чтобы тот распорядился о перевозке всего ассортимента магазина в родной город офицера. Ее отец получил квитанцию.
Раньше они жили на улице Желязной в просторной квартире, но теперь были вынуждены переехать, и их новый район находился так далеко на задворках, некоторые улицы не были вымощены брусчаткой и плавали в грязи, поэтому перед входными дверьми ставили мостки для прохода. Она сказала, что грустно наблюдать, как ее мать ходит по грязи. Она сказала, что ее мать проплакала три дня, а отец заверил их, что они скоро снова переедут, и он сказал, что откроет фабрику по производству метел и что немцы питали к метлам самые нежные чувства.
Она сказала, что брат говорил, еще до ее рождения родители дважды ходили к раввину просить о разводе, это ее бабушка настояла на браке и всем, у кого только были уши, рассказывала, что ее дочь выходит за образованного человека.
Я сказал ей, что должен идти.
– Не хочу тебя задерживать, – сказала она.
Но я не сдвинулся с места и продолжил сидеть, а она сказала, что помнит, как думала про себя, может, переезд ее семьи все изменит, изменит даже ее, и все будет не так уж плохо. Она сказала, что годы перед школой, те, что она не помнила, были, наверное, самыми лучшими в ее жизни. Я не знал, что на это ответить. Наконец, она поднялась, потянулась и сказала, что опаздывает. Потом она наклонилась, уперев руки в бока, и заявила, что если я заткну футляр с ручками за пояс сзади, то его, скорее всего, будет сложно заметить.
СООРУЖЕНИЕ СТЕН НАЧАЛОСЬ, как только потеплело. Поначалу мама обрадовалась новости о том, что юденрату [3] приказали поместить в карантин всех больных евреев. Затем она поняла, что мы можем оказаться в закрытой зоне. Вместе с нашими соседями она пошла, чтобы заявить об отсутствии в нашем здании тифозных, но это закончилось лишь бесплодным ожиданием встречи с чиновником в течение нескольких дней. Он не стал слушать и в любом случае ни на что не смог бы повлиять.
3
Административный орган еврейского самоуправления, который по приказу германских оккупационных властей учреждался в каждом гетто.
Днями напролет за нашим окном визжали строительные тележки, скребли мастерки и раздавался грохот кирпичей. Стройка начиналась и останавливалась, поэтому иногда целые дни уходили на несколько рядов кладки, а затем внезапно вырастала такая стена, из-за которой не выглянешь. В представлении Лутека, это время подкинуло нам очередную удачную возможность. Когда рабочие как-то вечером закончили смену в тупике на Ниской, мы вынесли оттуда два мешка цемента.
По вечерам мои братья спорили о
Никто больше не утруждался стиркой белья и мытьем полов, поэтому то, что я приносил домой, оказалось необходимым как никогда.
В мае потеплело и мы работали допоздна. Мы с Лутеком залезли в развалины, я нырнул в проход и начал ждать, и уже собирался выходить, как вдруг София взяла меня за рукав. Она дернула головой, и мы замерли, тихо пережидая, пока не уйдет хозяин магазина с сыновьями. Один держал деревянный молоток, а у двух других были полицейские дубинки. Лутек находился где-то на другой стороне улицы и, возможно, уже давным-давно смылся. Хозяин магазина остановился на углу на сухом участке, а сыновья принялись обыскивать дверь за дверью.
– Думаю, тебе лучше заглянуть к нам на ужин, – прошептала мне в ухо София. Она смотрела вместе со мной сквозь матовое стекло двери, ее щека почти касалась моей. – Мы живем прямо наверху. Можешь принести, что ты там нашел, в качестве угощения.
Ее родители были вежливы и очень обрадовались меду, а мать Софии объяснила своему малышу, что мед – это редкая и дорогая вещь. Меня познакомили со старшим братом Иехиэлем, который учился в ешиве [4] . Ему показалось, что я чересчур близко стою к его сестре. Он заметил, что за слишком частые взгляды на женщин в аду подвешивают за брови. София рассмеялась и рассказала, что из-за того что утренняя молитва брата «Да преумножатся наши дни» звучала как «дешевая рыба», за ним в семье закрепилась такая кличка.
4
Институт, высшее религиозное учебное заведение, в котором изучают Устный Закон, главным образом Талмуд. Служит и для подготовки ученых к званию раввина.
Она познакомила меня со своим младшим братом Леоном, который казался несчастным и в основном молчал. Брат говорил о нем так, словно мальчика не было в комнате, а позже пояснил, что, несмотря на надежды родителей, его уже дважды оставляли на второй год еще до того, как школы позакрывали. Так что теперь получить сертификат об окончании школы представлялось для него таким же труднодостижимым заданием, как доползти до Северного полюса со скоростью улитки.
Мать Софии приготовила то, что, по ее словам, называлось «домашним городским обедом» и в сущности оказалось начинкой из гречки, обжаренной с маслом и луком. Она по ложечке скармливала это яство малышке Сальции, которая сидела рядом с ней на высоком детском стульчике.
Кто-то позвонил в дверь, и София пошла открывать, вышла за порог в коридор и тихим голосом с кем-то разговаривала, прежде чем вернуться к столу. Когда отец спросил ее, что там такое, она ответила, что лавочник Лебил ищет воришку.
Они расспрашивали меня о семье, и поскольку мне нечего было рассказать, я заговорил о Лутеке. Я сказал им, что он любит забираться на электрические столбы, просто чтобы смотреть на людей сверху. Я рассказал, что, когда мы едем в набитом людьми трамвае, он любит болтать о том, что происходит между мужчиной и женщиной. Брат Софии возмутился, но ее отцу это показалось забавным. София спросила, была ли у Лутека девушка, и я рассказал, что была одна девушка, которой он восхищался, и что он каждый вечер на протяжении целого месяца стоял у ворот ее дома с письмом, в котором рассказывал о своих чувствах, но когда бы она ни выходила, он всякий раз пугался и уходил.