Книга абсурдов и любви
Шрифт:
– А если у этого человека нет даже копейки на пирожок! – возмутилась Вика.
– Посоветовал бы купить бублик, – припечатал взъерошенный дед и засунул руки в карманы.
– Человек с голодухи умирает.
– А я при чём.
– Яйцеед, – приварила Вика, не ожидавшая такого оборота, – сам гам, а другим хрен дам.
– Руп штука, – огрызнулся старик.
– Да, если б у меня
Прокачала. Самой стыдно стало.
Покинув непобеждённого деда, который принялся за «работу» с ещё большим усердием, Вика закружила, как по заколдованному кругу.
В привокзальном парке она наткнулась на пятнистого дога, который вытаскивал пустые бутылки из – под деревянных на железных лапах лавок и затаривал их в рванные авоськи на боках.
– Креативная собачки, – сказала Вика, когда дог изъял у неё бутылку из- под кофты.
Она вернулась на вокзал. Десятиминутное тщательное наблюдение за упитанными, кадушечными буфетчицами обнаружило потайные карманчики, пришитые с внутренней стороны узорчатых фартуков. Старшина отмачивал раскалённую макушку вафельным полотенцем, когда появилась провинциалка. Он отодвинулся за шкаф.
– Сколько дашь бабок, – сказала Вика, – если я покажу тебе воров.
– Ты что, торговаться пришла? – тихо начал старшина.
Из дежурки её вывели без бабок и посадили на лавку, предупредив: в следующий раз выведут в колодках под ледяной душ.
Вика понадеялась на милость столетней старушки с прогалинами на голове, но та умыкнула к дежурной комнате милиции, из которой старшина вёл наблюдение за Викой в бинокль со стократным увеличением.
Когда в желудке начались сейсмические толчки, провинциалка двинулась к буфетам, которые плотно окружали пассажиров. Она думала сама показать народу потайные карманчики под узорами.
– Что ищем? – спросили Вику, когда она готова была высказать свои наблюдения.
– Жрать хочется!
– Жрать всем хочется, – рявкнула с макаронными губами буфетчица. – Жратву зарабатывают гигантским трудом.
– Я живу среди гигантов, – пробормотала Вика.
Пришла она в себя в медпункте: тесной каморке с лежаком и обедневшими стеклянными шкафами с множеством пыльных полочек, на которых теснились паутинные пузырьки. На электроплитке жарились блестящие шприцы. На подоконнике умирал отощавший фикус. Врач в обдёрганном и замызганном халате, полы которого волочились по полу, напоил горькой микстурой и закрыл потускневшие глаза.
– Это от непривычки, – пояснил он. – Город. Темпы. Деревня – рай.
– От непривычки, – согласилась Вика, чувствуя слабость в собственных опорах, которые могли дать очередной сбой.
– И от впечатлений, –
Он пропустил свою мысль по кругу: теперь в городе был рай, а в деревне – глушь.
– И от впечатлений, – согласилась Вика. – У вас тут носильщики, таксисты…
– Что таксисты, – врач погрузился в дрёму. – Тут мировая культура. А все некогда. Труд, труд…
Срочно нужна была копейка. Вика чувствовала костьми кожу, она была шершавой, как наждак, и думала: скоро кожа протрётся, и она рассыплется, словно куча дров. Под вечер Вика уже видела дыры в тех местах, где кожа обтягивала коленные чашечки.
Она зашла в мебельный магазин и предложила свои услуги двум грузчикам с бусугарным запахом, которые загрузили её трёхстворчатым шкафом.
– Одна я его не утащу! – сказала Вика.
– А вдвоём мы и сами справимся.
Вика побывала в прилегающих к вокзалу торговых точках.
– Дай рубануть, – сказала она мясникам с академическими значками.
– Рубани, – ответили они. – Вон той старушке.
Щёки старушки прилипли друг к другу. Вика отхватила самый лучший кусок: телячью мясистую грудинку.
– Дура, – сказали мясники.
Мясо оказалось у разбитной дамочки со щёками, похожими на ливерную колбасу.
Оставалась надежда на псалмы и баян. Сто пятьдесят псалмов Вика знала, как таблицу Пифагора. На гармошке могла выдать барыню с переборами. Во дворце культуры для железнодорожников (в приплюснутой к земле одноэтажке) Вика выдала барыню.
– Ваня, – махнул стриженный под нулёвку администратор.
С Ваней Вика была незнакома, но то, что он оказался неподъёмным для грошей, она узрела.
Из культурного учреждения провинциалка переместилась в божественное: приземистую церквушку с пустотой внутри, в которой гулко раздавались шаги.
– Самому нужны бабки, – сказал с упитанными телесами поп с запахом ладана и смирны.
Вика вернулась на вокзал.
– Трудно, – сказал знакомый носильщик и отослал её к младшему бригадиру.
Младший выслушал, сказал, что сила нужна и обронил.
– Трудно.
Вика вышла на новый круг к старшему бригадиру. Старший подчеркнул, что бригада испытывает сильнейший дефицит в рабочей силе и тоже обронил.
– Трудно.
Спиральные витки насторожили Вику. Она уже смутно чувствовала иерархию в клане человечков с номерками. К концу дня Вику провели через дверь в стене камеры хранения. Вышла она из неё подавленная. Человек выслушал просьбу претендента на место и обронил.