Книга Бытия
Шрифт:
— Ка, Йалин, должно быть, измеримые поля электонов, где поля осознаны. Что случается потом, когда действительно наступает смерть? Если предположить, что поле Ка не ограничивается только Червем? Если предположить, что оно не втягивается обратно в тело Божественного разума? Это величайшее таинство. Возможно, Ка всех тех, кто действительно мертв, проникают в бесконечность пространства-Ка — туда, где каждое из них на йоту увеличивает всеобщую волю и осведомленность. Потом однажды, в далеком будущем, пространство-Ка станет полностью сознательным. Оно будет способно сознательно
— Если Божественный разум не сделает этого раньше.
— Божественный разум есть творение. Сам он творить не способен. Тем не менее его схемы умны. Если он сумеет расположить в определенном порядке эти космические линзы электонов, он сможет найти способ контролировать реальность, сможет стать направляющим смотрителем. Он сможет преуспеть в этом задолго до того, как пространство-Ка увеличит мощность своими собственными силами — за счет сохранения воли и осведомленности всех умерших. И тогда Божественный разум станет истинным Богом. Возможно, Богом единственной галактики из миллионов, но все-таки Богом.
— Но это уничтожит всех. Какой смысл управлять кладбищем?
— Он может извлечь силу из воскрешения людей! Восстановить их Ка во плоть! А заодно свернуть черные течения обратно сквозь время, дабы уничтожить потенциальных противников! Посмотри на возможный предстоящий акт массового убийства, Йалин. Перемещение такого количества измеримых полей вызовет сотрясение пространства-Ка и вселенной, на которую оно проецируется. Пусть локально, в одной нашей галактике. Прервется ритм дыхания Бытия. Малые циклы достигнут кульминации. От Великого Перелома вибрации пойдут дальше. Это будет…
— Ховарцу?
Ослепительный внутренний свет! Неумолимое сияние!
Перемещайся! Перемещайся!
Если перемещать все разом, можно все столкнуть вместе.
Ты — наблюдаешь Омфалу, пуп земли Богодьявола.
Ты — сидищь на плоской как блюдо равнине.
Ты — постигаешь тайны стойкого гончара.
Ты — в мире другого Червя: вулканы, реки огня, бассейны жидкого олова.
Ты, ты, снова ты.
Ты — возможно — в Веррино.
Ты — потенциально — в глотке Червя, в открытом штормовом океане.
Ты — может быть — участвуешь в синхронном ритуале остановки времени во дворце волшебства.
Ты, ты.
Каюты сваливаются одна в другую. Гобелены сплетаются. Ты со-единяешься!
Я…
Я охватываю отражения звезд. Я хватаю розу…
…как души колоний, и Землю, и Луну, все засасывает в пространство-Ка, сотрясая поток никогда-всегда, ткань пустоты…
…как Божественный разум наводит свою линзу смерти на глубину времени, на расстояния такие большие, что измеряются они не миллионами и миллионами лиг, а лишь бесконечностями бесконечностей…
…все сразу.
Невыразимо стремительно пульсирует поток света. О, только бы мне остановить его течение. Только бы схватить его. О да.
Бьются и ревут сердце и легкие Бытия. Мне бы положить руку на это сердце, сдавить бы эти
Я здесь, я повсюду, я никогда и всегда. Я ворон и конторка. Я та, которая рождается снова и снова. Я та, которая поворачивает время. Сияние проходит сквозь меня. Я схватила розу жизни. Я линза; я роза.
Великий Перелом здесь, моя дорогая. Коллегия электонов — это собрание, согласованы все как один.
Здесь, внутри миров смерти, реальность трещит, как лед. Она плавится, она течет. Так много потоков, так много струй! Так бесконечна заводь возможностей. Так много сущностей, вплетенных в мои воспоминания. Меня научили останавливать время (спасибо, Пили!), меня научили ясновидению (спасибо, Под!), меня научили мастерству иллюзий (спасибо, Дино!), меня научили записывать воспоминания и принимать возможные формы (спасибо, Червь!), научили ловкости перемещения между каютами (спасибо, Креденс!), научили постижению (спасибо, Ховарцу!), научили многим другим драгоценным вещам (спасибо, кто бы то ни был!); но и после всего этого я не могу выбирать сама. Я могу только позволить себе быть выбранной. Я могу только позволить своему сердцу, своим желаниям быть новой моделью. Плавление, растекание; и в какой-то момент меня — рекристаллизация…
…Меня тянет вниз, я опускаюсь вместе с розой.
Часть четвертая
«РОЗА ВЕТРОВ»
Над Мужским Домом Юг по небу струилась кровь. Алый поток разливался над Главной башней Братства, над кирхой и часовней, где по выходным проходили службы.
Пэли придирчиво разглядывала закат. Претенциозное окно второго этажа, сложенное из множества мелких толстых стекол, было широко раскрыто; найти здесь раму на петлях было уже большой удачей!
— Должно быть, там, наверху, тонны пыли, — сказала она.
Йалин заканчивала упаковывать вещи.
— Пыли? — Она подняла глаза.
— Ну а отчего здесь такие закаты? Облаков совсем нет. Это все из-за пыли.
Йалин тоже подошла к окну и встала рядом с подругой. И правда, небо было чистым, если не считать тончайших муслиновых облаков, застывших в вышине, будто кто-то легко прошелся по небу тонкой кистью. И почти весь купол неба был очень яркого цвета.
Пэли указала рукой в сторону запада:
— Держу пари, в этой пустыне только что закончилась сильнейшая песчаная буря. И на что годится твой сумасбродный план, если представить, что воздушный шар влетит в песчаную бурю? Если он еще сможет потом оторваться от земли!
— Воздушные шары обычно отрываются от земли, дорогая.
— Да, а как с планом? Что скажут в храме реки? Тебе же нужно получить их благословение.
— Хм, — сказала Йалин. — Посмотрим.
— Так что ты будешь делать, если вдруг песчаная буря?
— Мы будем лететь высоко, Пэли. Там, где ветры понесут нас на восток.
— Всегда только на восток, и никогда обратно.
— Ты старая брюзга! — Йалин провела кончиком пальца по подоконнику, на пальце остался серый след, она внимательно посмотрела на него: — Это никакая не пыль пустыни, а обычная грязь. — Счищая ее, она прижала подушечку пальца к стене и оставила отпечаток на потрескавшейся штукатурке безумно аляповатого цвета.