Книга десяти заповедей
Шрифт:
Мужчина гневно потрясал кулаками, топал ногами и неожиданно, громко вскрикнув, поднял руки к лицу, закрывая его. Словно впав в транс, он стал покачиваться из стороны в сторону, затем внезапно рухнул на колени и завалился на один бок, прижав колени к груди. Туристы увидели, как сквозь тонкие белые пальцы заструилась кровь, потекла по рукам, окрашивая белоснежные манжеты рубашки. Мужчина, застонав от боли, стал извиваться на каменных плитах, не отрывая ладони от глаз и выкрикивая непонятные слова, потом тело его вытянулось и замерло.
– Он умер?!», – тишину прорезал чей-то
Лиза обернулась на голос и увидела коротко стриженую блондинку с пирсингом на правом крыле носа, в белой прозрачной рубашке и коротких шортах; вся её левая рука была в татуировках. Лизе девушка не понравилась, поэтому она отвернулась от нее.
Другой голос успокаивающе ответил: «Нет-нет! Не думаю! Просто потерял сознание. Вызовите «скорую».
– Я медсестра, – через толпу пробилась женщина и, опустившись на колени, стала расстёгивать рубашку на груди мужчины.
– Посмотрите на его глаза – они все в крови, – прошептал чей-то голос.
– Какой ужас! – отозвался другой. – Вы слышали, как он кричал: «Глаза бы мои вас не видели!»? А что, если он действительно лишился зрения?
– Не впадайте в мистику, – сердито перебил их хриплый голос, – это самовнушение. Науке такое давно известно. Этот человек подвержен известному Иерусалимскому синдрому 1 . Знаете, сколько таких сумасшедших Святая Земля видела? Каждый год появляется новый пророк и начинает проповедовать о каре, о гневе Господнем. Надоело, – мужчина махнул рукой и ушёл, но прежде не удержался и сфотографировал лежащего в беспамятстве человека и симпатичную медсестру, делающую несчастному искусственное дыхание.
1
Иерусалимский синдром – психическое расстройство, вид бреда величия, при котором турист или паломник, находящийся в Иерусалиме, воображает и чувствует, что он владеет божественными и пророческими силами.
Медики подъехавшей «скорой помощи» положили на носилки бесчувственного мужчину, а люди, проводив уезжающую машину взглядами, разошлись по своим делам. Только двое – молодая девушка с длинными светлыми волосами и смуглый парень, остались, собирая шевелившиеся на ветру листы бумаги, исписанные иностранцем.
Случайно взявшись за одну и ту же страницу, они посмотрели друг на друга недоверчиво, практически враждебно. Первым улыбнулся парень, а Лиза, исподлобья посмотрев на него, осторожно спросила:
– Ты палестинец?
Юноша, глядя прямо ей в глаза, устало ответил:
– Да, я мусульманин. Этот мужчина прав, Законы должны быть для всех людей одинаковыми. Если бы мы все соблюдали их, то был бы мир на Святой Земле. Думаешь, у меня сердце не болит за Иерусалим? Это и мой город тоже! Мой! А я каждый день сталкиваюсь с подозрительностью и недоверием, – он на минуту замолчал, плотно сжав губы.
Лиза, вспомнив свой взгляд, покраснела. Молодой человек, справившись с волнением, продолжил:
– Меня зовут Карим. Мы вместе отнесём бумаги несчастному
Владимир Царёв очнулся в больнице, попытался открыть глаза, но резкая боль не дала ему это сделать. Он поднял руки, осторожно дотронулся до своего лба, кончиками пальцев спускаясь вниз, ощущая толстый слой повязок.
Нахмурился и опустил руки. Мужчина не помнил, что с ним произошло:
– Я прибыл вчера, или… Сколько времени я здесь? – задал он себе вопрос. – Дела вроде бы все сделаны. Контракт подписан. Это я помню. Что было потом? Я захотел прогуляться по старому городу. И там что-то произошло… Что?! – как ни напрягался, он ничего не мог вспомнить.
Владимир устало откинулся на подушки и задремал. Через несколько минут тело его дернулось, как от электрического разряда, он вскрикнул и резко сел в кровати.
Голос в его голове, властный и неумолимый, приказал ему размотать бинты. Владимир, слушая этот металлический голос, звучавший как раскаты грома, пытался сообразить, что все это значит. А руки в это время послушно разматывали бинты. Пальцы осторожно коснулись глазных впадин, нащупывая там пустоту.
– У меня нет глаз, – безучастно подумал мужчина, – определенно нет, тогда чем я гляжу?
Царёв моргнул, сморщившись от боли: комната проступила ярче, силуэт шкафа стал отчётливее, он увидел мебель изнутри – рассохшиеся спрессованные опилки и ходы в них, пробуравленные какими-то насекомыми, ржавые болты и начавшую плесневеть заднюю стенку. Он повернул голову к окну и «увидел», что находится внутри стены: ржавые трубы и бегущую по ним воду. Подняв голову наверх, Владимир «разглядел», как бездарно проложена проводка, а опустив голову вниз – сквозь плитку и бетон, арматурную сетку на полу. Его третий глаз или мозг (он не совсем понимал, чем он видит) сфокусировался на ней и начал сканирование.
– Забавно. Да я же рентген! – воскликнул он. Это его так развеселило, что он с какой-то детской радостью потер руки и стал поворачивать голову в разные стороны, чтобы ещё и ещё раз убедиться в своей новой способности.
Дверь открылась и в комнате появилась темная фигура. Внезапный испуг малиновым огнём вспыхнул внутри её головы и ручейками хлынул, распространяясь по всему телу. Пока фигура приближалась к Владимиру, нити страха, заполонившие всё её тело, стали желтыми. Владимир наблюдал, как веревочки нервов расцвечиваются в золотистые цвета паники. Головная кора мозга выбрасывает все новые и новые импульсы, иголочки нервов становятся коричневыми от тревоги, какой-то заботы, но не о пациенте – часть рассудка была далеко от палаты пациента.
Владимир моргнул, на фигуру наложился цветной слайд: перед ним была немолодая полная женщина с жидкими волосами, собранными в хвост. Теперь страх отражался в её голубых глазах. Моргнув ещё раз, стали очевидны внутренности медсестры: опухоль, жадно охватившая матку, изношенные мышцы сердца…
– Год, год-полтора, – подумал он, с удивлением осознавая, что только что определил оставшийся срок её жизни. Это открытие повергло его в шок, откинувшись на подушки, он выдохнул: «Поразительно!».