Книга десяти заповедей
Шрифт:
В голове медсестры Александры отпечатался рассказ Ирины, врача «скорой», которая привезла русского в стационар: в машине он, очнувшись, резко сел, поднял руки к глазам, и те, как будто выпрыгнули ему в ладони – два белых шарика с чёрными кругляшками внутри. Сразу же хлынула кровь, и несчастный снова потерял сознание. А глазные яблоки, выкатившись из его поникших рук, подпрыгивая, покатились в разные стороны. Как только они с отвратительным хлюпаньем оторвались от нитей нервов, Ирина и медбрат Петр закричали от ужаса. У молодого, работающего всего несколько недель, медика волосы встали дыбом, а очки съехали с переносицы. А врача,
Александра страшно боялась увидеть пустые глазницы на лице больного, поэтому, лихорадочно щебеча о последствиях самовольного снятия повязок, она пробегала глазами по телу больного, отмечая крупные костлявые руки, тощую грудь, волевой подбородок и легкую щетину. Скользнув глазами по большому носу и выше, медсестра уже не могла отвести взор от кровавых ран, резко выделяющихся на бледном лице.
Пациент растянул губы в улыбке и сказал:
– Поразительно! – громко рассмеялся и добавил. – Не беспокойтесь, я чувствую себя хорошо. Вы думаете, я не могу видеть без глаз. Ошибаетесь! Я прекрасно все вижу. Вот вы не верите мне, а я докажу вам. Вы – невысокая, слегка полноватая блондинка, у вас в руках поднос со стаканом воды и двумя таблетками, которые сейчас подпрыгивают в ваших дрожащих руках. Ваши испуганные глаза имеют голубой цвет с рыжими крапинками, а сейчас вы открываете рот, чтобы закричать.
Женщина захлопнула рот, развернулась и выбежала из палаты.
Владимир встал и стал прохаживаться по комнате. На него снизошло понимание его миссии. В один краткий миг он увидел себя, стоящего на коленях между золотыми львами, ослепительный свет и услышал громоподобный глас. Господь говорил с ним:
– Иди! И я покажу, где лежат заповеди мои. Достань их и отдай детям моим. Ибо время настало!
В это время скрипнула дверь. Медсестра снова возникла на пороге палаты. Владимир нахмурился. Женщина опять что-то верещала тонким голоском, а тело её начало изменяться: кожа покрылась множеством тонких порезов, которые стали углубляться и превращаться в глубокие кровоточащие раны; края ранок скручивались в трубочки и стали походить на обиженные, готовые расплакаться губы. Владимиру пришло в голову, что они похожи на кривые улыбки. Рты разом загалдели, стараясь перекричать друг друга, выкладывая всю правду о грехах своей хозяйки. Царёв в ужасе закрыл лицо руками. Из его уст вырвалось:
– Бог, Отец мой! Эта женщина умудрилась все твои десять заповедей нарушить!
Ко всеобщему ору прибавился грохот металлического подноса и звон разбитого стакана, которые медсестра выронила из рук. Женщина прислонилась к стене, дрожа всем телом и кусая пальцы. В этот момент вошел врач, сердито спрашивая, что здесь происходит.
Сердце Владимира резанула боль от агонии маленького беспомощного плода, увёртывающегося от медицинского инструмента. Царёв, не в силах сдержаться, схватился за волосы и закричал:
– Вон отсюда! Все вон! Оставьте меня одного.
Дверь захлопнулась. В палате стало тихо. Владимир долго сидел, прикрыв ладонями глазные впадины. Потом медленно встал, опустился на колени, положил руки на кровать, склонил к ним голову:
– Господи, Отец мой Небесный! Я не знаю
Владимир надолго замолчал, по всей видимости, исчерпав запас слов и эмоций. Глубоко вздохнув, он поднялся и решился выйти в коридор. Мир перед ним предстал в серых красках. Люди-полутени шарахались от него. Мимо прошелестел силуэт полной женщины, задыхающейся от быстрой ходьбы. На её груди примостился какой-то зверёк – причина её одышки. Зверёк приподнял головку, открыл было ротик, но, получив немой приказ, обиженно вздохнул и проводил Владимира грустным взглядом. За доли секунды Владимир уловил его слабый жалостливый сигнал: эта женщина – очень скупая. Вот она прячет от своих пожилых родителей сковородку с жареным мясом в шкаф, а на стол ставит вареную картошку.
Владимир смотрел на людей и видел их тайны, но они не трогали его сердце и разум. Они проносились мимо него, обдавая болью и ужасом содеянного.
В конце коридора, среди серых силуэтов, появились две цветных фигуры. Это была парочка молодых людей – светловолосая и худенькая девушка в голубой, длинной тунике и белых брючках и смуглый юноша в зеленой футболке и синих джинсах. Владимир увидел в их руках светящиеся листки и понял:
– Друзья мои, вы принесли мне мои записи! Я очень рад вам! Пойдёмте ко мне в палату.
Молодые люди, последовали за ним, старательно отводя глаза от его лица. Владимира это не смущало, он был в прекрасном настроении. Перебирая свои листки, он восклицал:
– Превосходно! Превосходно! Но мне предстоит ещё много работы. Я знаю, вам непременно хочется узнать, что это такое. И я скажу вам! Это десять Божьих заповедей. Божьим перстом написанных, а людьми утерянных. Десять заповедей Господа нашего! Всего десять! На всех языках мира. Думаете, я знаю языки всех народов? Нет, конечно! Это Бог руководит мною. Он говорит мне, а я записываю. Друзья мои! Принесите мне ещё бумагу и ручку. Да! Ещё кофе и чего-нибудь перекусить. В этой сумасшедшей больнице никто не несёт мне завтрак!
Владимир писал до вечера, отвлекаясь только на то, чтобы перекусить. Если кто-нибудь из персонала заходил в палату, принося таблетки или чтобы провести осмотр, он радостно сообщал каждому о совершенных грехах и муках, ожидающих любого грешника.
Палату Царёва стали обходить стороной. Когда Владимир выходил в коридор, люди, как бильярдные шары, разлетались от него в разные стороны. Без каких-либо разговоров и вопросов, с чьего-то молчаливого согласия, его не торопились выписывать, ожидая, когда пациент сам изъявит желание уйти из клиники.
Через две недели, закончив работу над рукописью, Царёв наконец-то объявил о решении покинуть больницу. Насвистывая, он вышел в коридор, ожидая главного врача, чтобы поблагодарить за бесплатное лечение и попрощаться.
Его внимание привлекла семья из трёх человек, ожидающая прибытия лифта. Темноволосая, поседевшая женщина с уставшим, измученным лицом держала за руку маленькую, светловолосую девочку. Малышка, засунув палец в рот, равнодушно смотрела на стену. Лысый толстый мужчина с небольшими усиками хмуро и нервно смотрел по сторонам, выискивая кого-то.