Книга Джо
Шрифт:
— Все так плохо?
— Джо, ты хороший писатель.
— О боже, скажи просто, что книга — дрянь.
— Если бы я думал, что она — дрянь, я бы так и сказал.
Оуэн делает еще один глубокий вдох:
— Слушай, мы это уже обсуждали. Ты же знаешь, вторая книжка — это всегда мучение. С ней выходит хренова туча шелухи. Ее нужно написать просто для того, чтобы отделаться.
— То есть мы просто про нее забываем и переходим к книге номер три?
— Не самая глупая мысль.
— А откуда мы знаем, что с номером три не случится то же самое? Я, например, даже не представляю, что с этой-то не так.
— Зато я представляю, — провозглашает
— Может, просветишь меня?
— Могу, но для тебя как писателя чрезвычайно важно проделать этот тернистый путь в одиночку.
— Что ты несешь! — говорю я раздраженно.
— Ну несу, да, бывает.
— Тогда зачем ты нужен вообще!
— А вот это, мой друг, совсем другая история, — говорит он, усмехаясь. — Я перезвоню.
Я нажимаю «сброс» и в бешенстве швыряю телефон на кровать.
— Проблемы? — спрашивает Джаред.
— Все те же.
Тут я снова замечаю надпись на его футболке. Знаю, что не стоит, но спрашиваю все равно:
— Что такое Bowling for Soup?
— Группа.
— Никогда не слышал, — говорю. Надо сказать, племянника это совершенно не удивляет. Ну да, ясное дело. Я официально признан старым пердуном.
— А какая группа? — спрашиваю я, твердо намерившись доказать, что я хотя бы примерно в курсе вещей.
— Некая смесь поп-музыки и Юж-Кал-панка.
— Юшка? Юш-кал?
— Южнокалифорнийский, — поясняет он. — Вот если взять панк-рок твоего поколения, типа Ramonesили Sex Pistols…
— Эти еще до меня были, — слабо сопротивляюсь я.
— Не важно, — говорит он. — В общем, если их всех взять, только добавить музыкантов посильнее, звукозапись покруче и стихи получше, то примерно выйдет Юж-Кал.
— Как Blink 182?
— Как Blink, только до того, как продались, — говорит Джаред, заворачивает обрезки ногтей в салфетку и швыряет в урну за моей спиной. На какой-то миг я испытываю к нему настоящую ненависть.
— Fenix ТХ? — снова закидываю я удочку.
Джаред удивленно поднимает на меня глаза, и мне становится получше.
— Ты слушаешь Fenix?
— А разве их не все слушают?
Снова звонит мой мобильник, а я завязываю шнурки.
— Можешь взять? — прошу я Джареда.
Джаред раскрывает телефон, и даже из моего скорченного положения в противоположном конце комнаты слышны вопли Натали.
— Упс, — улыбаясь, говорит Джаред и наклоняется, чтобы передать телефон мне. Я слушаю еще несколько секунд, после чего она вешает трубку.
— Слушай, — говорит Джаред, — тебя что, вообще никто не любит?
— Ну, ты вот любишь, разве нет?
Он грустно улыбается мне и говорит:
— Меня можно не считать.
Сообщение о моем приезде попадает в «Минитмен», причем прямо на первую полосу. Джаред вытащил газету из голубого почтового ящика у дороги и теперь бросает ее на кухонный стол, за которым я размешиваю в кружке растворимый кофе.
— Ты опять прославился, — говорит он со своей фирменной улыбочкой.
Заголовок в левом верхнем углу газеты гласит: «Скандально известный писатель возвращается». Под ним помещена размытая копия моего портрета с обложки романа. С тяжелым сердцем я сажусь читать статью.
Вчера, после семнадцатилетнего перерыва, в Буш-Фолс
В число отрицательных персонажей книги попал баскетбольный тренер Томас Дуган. «Мне не важно, что он понаписал обо мне, — отметил в свое время тренер, — но то, как уничижительно он говорит о нашей любимой команде, об ее истории, которая так много значила для стольких уважаемых людей, совершенно непростительно. Он оскорбил каждого парня, игравшего за „Кугуаров“, и всех, кто болел за команду».
«Этот тип нажил себе состояние на том, что оболгал честных граждан», — сказал помощник шерифа Дэйв Мьюзер, одноклассник Гофмана, который считает, что лично пострадал из-за своего негативного образа в этом романе. «То, что он позволяет себе как ни в чем не бывало появляться в Буш-Фолс, — пощечина всем нам. Пусть узнает, что ему тут не рады».
Возмущена и Элис Липман, глава женского читательского клуба, заседания которого проходят раз в месяц в магазине «Карманный формат». «Когда роман только вышел, мы в клубе выбрали его для группового чтения, и все наши женщины были оскорблены до глубины души. Надеюсь, я встречу господина Гофмана и смогу высказать ему лично, какой он ужасный, беспринципный человек».
У отца Гофмана, местного бизнесмена Артура Гофмана, в прошлый понедельник случился инсульт во время игры на матче в ветеранской лиге «Кугуаров». Хотя свидетели утверждают, что отец с сыном не были близки, но предположительно именно нынешнее состояние отца является причиной возвращения Гофмана в Буш-Фолс.
Подписи у статьи нет — интересно, не написала ли ее Карли? Даже если и нет, как главный редактор она, безусловно, ее видела, прежде чем отдать в печать. Я внимательно изучаю статью в поисках малейшего намека на то, как она ко мне относится, но ничего не обнаруживаю. Выбросив газету, я впервые с тех пор, как приехал, позволяю себе открыто подумать о Карли, чего я до нынешнего момента тщательно старался избегать. Мне требуются определенные усилия, чтобы вспомнить лица женщин, с которыми я встречался несколько недель назад, но лицо Карли я вызываю в своей памяти без всякого усилия.
И теперь, на кухне у отца, я без труда вспоминаю вкус ее поцелуев, выражение ее лица, когда я неловко пытался расстегнуть ее блузку в первый раз, это пьянящее сочетание острого желания и безотчетного веселья. Я сказал ей, что люблю ее, и грудь моя трепетала от того, насколько это было искренне, а она подарила мне долгий поцелуй, повторив те же слова. Мы продержались восемь месяцев, крошечный отрезок на временной шкале, но когда вам восемнадцать и время еще не понеслось таким завихренным, стремительным потоком, каким вот-вот станет, восемь месяцев — это целая жизнь.