Книга Холмов
Шрифт:
– Камнями торгуете, значит, - уточнил Дмитриус, не в силах молча наблюдать за тем, как рэйнджер берет Алейну за плечо и поворачивает вглубь леса, чтобы показать самый гигантский живой валун, темнеющий впереди настоящей горой.
– Не только, милсдарь рыцарь, еще и травы, коренья. Земля у нас особая, и все живое след магии несет.
– Это ясно, все Холмы особые.
– И пыль зеленую торгуем, из нее настойку дурную делают, от которой богатеи сходят с ума. Ну, не на совсем.
Кел усмехнулся, вспомнив, как один раз пил 'Лужёную глотку', настоянную на зеленой пыльце.
– И перекопом горбимся, нет-нет да попадется мерц.
Мерцающие самоцветы
– Вот кстати, - встрепенулся Винсент, - мерцы я бы посмотрел. Вы же дешево отдать можете.
Свищур глянул на мага в прищур. Все самоцветы принадлежали, известное дело, мастеру Вильяму Гвенту. Как и вся земля, все, что она производит, и сами крестьяне: вписанные по вписке, а урожденные тут - как часть урожая. Хотя за найденные камни известный скряга давал премию в медных грошах, а торгануть из-под рукава значило потерять руку. Но выгода манила своим блеском даже не вылезавших из местных грязей крестьян.
– Посмотреть-то можно, господин хороший, - сказал холмич.
– Против глазу нет наказу. Главное, хех...
Анна перестала слушать их разговор. Черноволосая восседала в повозке, которую уступил ей Винсент. Утопала в роскошном сером кресле, смотрела на мшистые, такие спокойные и надежные живые камни. И думала. Некоторые из них росли всего по двадцать-тридцать лет. Но встречались и долгожители, например, спереди слева виднелся огромный, выше кленов, валунище, ему как минимум триста лет. Большинство так не вырастают, но некоторые... Интересно, стоит ли здесь где-нибудь, в глухой сосновой чаще, живой камень, который начал расти в тот самый день?.. Месяца цвета, двадцатого дня, когда мир раскололся и взорвался радужным ливнем и огнем? Был ли здесь живой свидетель Нисхождения и всех столетий, прошедших с тех пор?
Люди сражались с взбесившимся миром вокруг и смутой в своих рядах; племена сходились в поселения; поселения разрастались в города; города возглавляли лены; лены складывались в земли, а земли - в государства. Бесконечная война на выживание сменялась спокойствием и миром, мир срывался в пропасть новой войны, год шел за годом, как угрюмые воины в походном строю, роды шли за похоронами, все по кругу, десятилетие за столетием, события нарастали, как снежный ком, как лавина, как бушующее море пенных волн, где каждая волна - что-то важное, произошедшее с миром и людьми за семьсот тридцать два года созидания и борьбы, а пена - люди, свидетели и участники событий. Сколько же было этих волн, и как высоко взлетали некоторые, гигантские гребни. Даже боги успели вернуться! Даже незыблемая Охранная сеть рухнула в одночасье от титанической силы Просперо... и все это время, один незыблемый живой камень, возвышаясь посреди шторма событий, неторопливо, размеренно рос.
Лисы своим непредсказуемым и извилистым путем мотались и скакали по Разнодорожью всего-то полгода, даже меньше. И хотя они стали заметными фигурами Мэннивея, но по правде говоря, что они и их деяния были в сравнении с долгим кружевом годовых колец внутри такого камня!.. Капля в море, даже не волна.
Анна
Анна закрыла глаза.
Она пропустила дальнейший путь и очнулась в липкой влажной дреме, тяжело дыша, только когда они подъехали к Землецу. Он был выстроен вокруг трех Истоков, поэтому камни здесь высились многолетние... Огромные и замшелые, с возрастом каждый грубел, все меньше оставаясь растением, и все больше скалой, но влага все равно циркулировала в пористом нутре камня, поэтому то тут, то там блестели стекающие из трещин чистые ручейки. Но не это поражало и притягивало взгляд пришедшего. А то, что сверху на самые крупные камни пристроились ладные деревянные дома.
Землец и тайна черных глаз
Глава седьмая, в которой Лисы знакомятся с необычным образом жизни земляков, которые им вовсе и не земляки.
А после не справляются с задачей сытно пообедать, но расследуют загадку проклятия черных глаз...
ккуратные мостики между ними, дощатые платформы, где играли дети - наверху вылепилась какая-то зажиточная, непогрязшая жизнь. Притом, что снизу воняло испарениями, мутнели темные ямы с болотистой водой, ветвились карликовые деревья и буйно разросшиеся кусты, а вокруг из-под земли торчали верхи как минимум полусотни скособоченных мазанок и землянок. И повсюду копошились чернолицые земляне, кто просеивал землю рыхлями, кто копал и сажал, кто рубил и строгал. А между ними бегали, тявкали, копались в земле или просто лежали без дела, десятка два мохнатых собак непонятного цвета, покрытые грязью с носа до хвоста.
Два мира, большой, шумный и грязный нижний, и тут же над ним аккуратный, чистый, резной - казались такими разными, но были так близко. Анна присмотрелась и заметила, что внизу почти нет детей, зато их немало сверху.
– Вот это да!
– искренне удивилась и обрадовалась Алейна.
– Здорово, - улыбка осветила измучанное лицо Кела, он пригладил торчащие вихры.
– Гнилья кровь, - сплюнул Ричард, - не ждал от вас, грязножопых.
– Думали, милсдарь Лис, земляне испокон веку будут как черви в грязи колупаться?
– усмехнулся Свищур.
– Мы-то и будем, как дядья да отцы. Дети мои будут. А вот внукам и правнукам уже... поменьше придется.
Винсент с любопытством глядел на резные домики, мостики и платформы, едва заметно улыбнулся и покачал головой.
– Хорошо, что вы такие работящие, - кивнула Алейна.
Рэйнджер посмотрел на нее, как на прелесть какую глупенькую.
– Хорошо, что, оказывается, мастер Гвент не такая бездушная сволочь, как все шепчут, - тихо сказал он.
– Ханка!.. Ханка!
– прикрикнул Свищур.
– Спускай подъемник, господ возвышать! Стол накрывай, и баню топи.
– Уже истоплена, дед, - ответила свесившаяся сверху черная коса.