Книга Холмов

Карелин Антон Александрович

Внизу зашелестела, забубнила суматоха, Ричард кинул Беррику свою поясную флягу с водой, снизу какой-то старик подал наполненный квасом ковш. В нем плавали мелкие мошки и зеленая пыль.

А Лисы уставились на Кела. Светловолосый улыбался, радуясь возвращению детей, и не задумываясь, развел ладони в красивом жесте, полном жизни и свободы, чтобы сотворить воду из воздуха и напоить мучимых жаждой. Привычным порывом из осколков утраченной памяти. Но изнутри ему ответила лишь пустота. Секунда, и стало понятно, что в руках только воздух, улыбка стала гаснуть, ладони застыли, глупо вскинутые, и мелко задрожали, а в глазах набухала тяжесть осознания. Как изувеченный калека впервые понимает, что лишен не просто руки, но тысячи привычных и любимых

возможностей и дел, так сын Странника всем существом чувствовал, что потерял целый мир вокруг, с которым был накрепко связан. Он неловко опустил руки и голову, пряди светлых волос упали, закрывая глаза, Кел отступил назад. Шмыгая носом, спустился по лестнице вниз, чтобы никого не видеть, чтобы никому не мешать. Алейна хотела броситься за ним, но Дик сжал ее плечо.

– Только хуже ему сделаешь. Не поможешь.

Анна подумала, что рэйнджер просто плохо знает девчонку... Но все-таки он был прав, сейчас не время и не место.

Винсенту, чтобы выйти из круга измученных детей, понадобилось бы перешагивать через их худые ноги или животы. В свойственной ему манере, серый маг побрезговал таким приземленным способом, шагнул в собственную тень, скользнул ей по стене заплёта вниз, к двери, и выступил там.

– Пойдемте, - сказал он снизу, снимая капюшон.
– Я кой-чего выяснил, расскажу.

– Но как же, милсдари... дело поселенской важности... я же золтыс земельский...

– А вот так же; да хоть вселенской важности; да хоть император небесный; свали отсюда и нос не суй, - процедил Ричард, выталкивая старосту взашей из комнаты.
– Проследи, чтобы еды наконец принесли господам человечьей, а не то, что вы, грязежопы, на стол спасителям-благодетелям побросали! Зарежьте поросенка да запеките живо, и хлеба принесите чистого, иначе, клянусь, заставлю завтра метнуться в Рынку, привезти муки и выпекать... Ээй, стой!! Вино раскупорь из твоего подвала, на праздник выменянное, или не праздник мы вам сегодня устроили, детей от голодной смерти спасли?!

Золотыс с досадой топнул кривенькой ногой, затем утвердительно икнул и скрылся.

– А ты, книгочей, сядь смирно на лавку и жди, скоро спросим, - продолжал лютовать Ричард, посверкивая серебряной биркой и суровостью из-под нахмуренных бровей.

Лысоватый Френ, волнуясь, уселся в уголок, возбужденно поглядывая на сиятельных господ, которые одним махом справились с великой звериной лавиной (о которой он уже был наслышан от Свищура, в красках изложившего суть да дело), а потом играючи сняли проклятие низверга! подземного владыки! с землецких юнцов. Помогать таким с Малой Книгой - честь для любого смотрителя. Только вот... засмеют же сейчас, за малограмотность, за кривознание. За полупустые листы... Скажут, чего ж ты, Френ, старый хрен, небо коптишь, раз такой никчемный? А ну пошел из смотрителей! И прости-прощай спокойная, ненатужная жизнь... Работать придется! Руками! В ужасе очертив знак от нечисти и беды, Френ тихонько уселся, поджав ноги, и старался дышать ртом, чтобы своими соплями не отвлекать благородных господ от важных пересудов.

Лисы собрались в уже немного знакомой горнице Свищуровой семьи.

– Эй, черная коса, - позвал рейнджер.

Ханка выскользнула из-за занавески, видать прямо там и стояла, ждала, пока позовут.

– Да, охочий?
– осведомилась девка, давая понять, что настоящие господа тут Лисы, а он у них заместо цепного пса, и это всем ясно.

– Ххе, - ощерился Ричард, который против роли пса ничего не имел.
– Ну ладно, ты руки-то в боки не упирай.

Глаза у Ханки так и хлопали, мол, я чего, я ничего, охотничек. Малыша при ней теперь не было, небось одна из мамок наконец дошила дневную меру и избавила от слюнявой рожицы на час-другой. Стало видно, что молодка не только ладная, но и статная.

Таких, подумала Анна, любят прижать да увести в спальню заезжие господа. Хотя, судя по быстрому взгляду из-под опущенных

ресниц, с таким заезжим, как Винсент или Кел, Ханка была бы и не против. Но этим двоим разве сейчас до нее! На светловолосом лица не было, куда уж до всего остального; а их маг всегда изволил возбуждаться иными, серыми материями. К немытому же рейнджеру Ханка дышала ровно, хоть Ричард еще этого не расслышал. Но дело понятное: к чему ей снова черствый ржаной хлеб, уже напробовалась, хочется и знатную булочку с изюмом и корицей. Хотя бы понюхать.

– Сделай доброе дело, - доверительно попросил Дик.
– Сыщи нам не этой грязно-болотной еды с полынью, а того, чем можно угостить баронского сынка! И не остаться битой за такое угощение. А то мы трудимся-трудимся на ваше благо, а что в ответ?..
– он окинул кислым взглядом стол, а затем глянул на молодку, сурово, мужественно хмуря густые брови.

Ханка скользнула снисходительным взглядом по его 'броваде' и кивнула. Ей, видно, хотелось спросить, что там стряслось внизу, зачем они ходили, и какое бремя землецкое разрешили так скоро, чем теперь такие гордые. Но не спросила, а растворила люк в полу, тесно зажала подол между бедрами, чтоб не колыхался, ухватилась за канат и скользнула вниз.

– Ну!
– Алейна уже извелась, ожидая, пока все лишние уйдут.
– Так что с было с детьми?

– Во-первых, не было, а есть, - негромко, но веско сказал серый маг.
– Во-вторых, давай по порядку. Дней шесть или семь назад юнцам стали сниться сны. Нечто яркое, сногсшибательное, но проснувшись, не помнили ничего. При этом, что-то внутри не давало им обсуждать сны друг с другом, какой-то затаенный, но сильный страх. Через пару дней один парень, Кочка, все же преодолел это чувство и поднял разговор. Тут же стало ясно, что хрень творится с каждым из них. А значит, происходит что-то странное. Решили поутру рассказать Беррику, но поутру было уже поздно, в ночь четыре дня назад что-то 'упало им на головы', они сказали, как гора на лоб свалилась. Разум отнялся, могли только ходить, тупить и отзываться, как в полусне. Ничего не соображали, весь день провели, как в лихорадке. Ночью третьего дня воздействие достигло пика. Что было, никто из них не помнит, но голова словно разваливалась, и кто-то истошно всю ночь их звал. Кажется, зовущий что-то хотел от них, вот тогда и произошла реакция: тени спрятались внутрь своих хозяев. Это реакция организма на сильнейшее магическое воздействие, а почему именно тени - потому что воздействие на юнцов шло именно через тени. Через мир сумрака. Низверг пытался дотянуться до детей через их тени.

– То есть, наш низверг еще и серый маг?
– удивился Дик. Маги мглы встречались редко.

– Не обязательно, - покачал головой Винсент.
– Через сумрак, но не факт, что магией сумрака. Сквозь мир теней можно многие стихии проводить, они только с огнем по-настоящему несовместимы.

– Диламенция!
– воскликнула Алейна, наконец вспомнив.
– Мы в основах магической медицины учили. Стихийное тело человека или животного может уйти внутрь него, затаиться. При угрозе чеовеку от враждебной стихии или, наоборот, когда угроза идет через стихийное тело. Если твое стихийное тело становится угрожающим каналом, через который тебе можно причинить вред. Тогда оно как бы втягивается.

– Ну да, тени-то втянулись.

– Тени видно. Глазами видно. А диламенция на любые стихии распространяется, если тебя попытается огненный демон прямо из замирья поджечь, то твое огненное тело съежится и на время отрешится от грани огня. Прервет прямую связь, и сжечь он тебя не сможет. Ну, в большинстве случаев...

Наступила неловкая пауза. Рэйнджеру-то понятное дело, все сказанное было в новинку, но тут и Винсент, Анна и Кел уставились на Алейну с приоткрытыми ртами.

– Ты хочешь сказать, что у каждого человека по двенадцать стихийных тел?
– сглотнул Винсент.
– Не только серое тело, но такое же от каждой стихии?!