Книга Кораблей. Чародеи
Шрифт:
И мы поехали.
Элвилинские кони легко несли нас мимо терновых изгородей, падуба, бересклета, рябины. Одрин на скаку сорвал сердоликовую гроздь и осыпал меня рдяными ягодами. Места нехоженые, нежилые тянулись от распадка к распадку, цветы пестрели в траве праздничным многоцветьем; золотели груши-дички на склонах; среди темных, почти черных елей светились лазоревым шиповник, боярышник, барбарис.
Князь остановил коня на пригорке и, глядя вниз, произнес восхищенно:
— Ты посмотри, как здесь красиво!
Маленькое
Судя по звукам, Одрин тоже спрыгнул с лошади, хрустко проехался по влажному склону вниз. Охнул, теряя равновесие, и громко рассмеялся.
— Триллве, ну что же ты делаешь! Ты же вся мокрая!
— Ну и… трава тоже мокрая, и ей это нисколько не вредит, — я похлопала ладонью рядом с собой. — Иди ко мне. А… кони не сбегут? Пешком до утра не дотопаем. Разве что летавку…
Тут я вспомнила о манке, который так и болтался у меня на шее, стянула и подала жениху:
— Вот. Спасибо… До сих пор не понимаю, как она ко мне залетела: там ни окон, ни дымогона… и дверь закрыта была… Талька что-то о дольменах говорила, — я лениво повернулась на бок.
— Кони не сбегут, — князь улегся в траву и рассеяно повертел манок. — Ты же знаешь, мы с животными ладим… А летавки — окна им ни к чему. Они сами как дольмены, только маленькие.
— Как я в библиотеке? Ой, прости… — я, дотянувшись, растрепала волосы Одрина. Мне вовсе не хотелось огорчать его грустными воспоминаниями. Хотя… почему грустными? Мы ведь вместе.
— Ну что, купаться? Все равно заката не видно, — я поглядела на золотящиеся облака. Встала, по-кошачьи отряхнулась и, отстегнув меч, сбрасывая на ходу одежду, спустилась к берегу. — Слушай!.. А бассейн в термах не с него делали?
— Все может быть…
Князь тоже разделся и с наслаждением нырнул. Вода и впрямь была, как парное молоко. Оказавшись на середине, он высунул голову, отводя от лица намокшие пряди, фыркая и смеясь:
— Как же здесь хорошо! Триллве, плыви ко мне…
Я погрузилась без всплеска, поплыла, словно скользя среди облаков. Жених протянул руки и, когда наши пальцы встретились и переплелись, притянул меня к себе:
— Как же я соскучился, Арри!
— А с нами все время кто-то был… Ты не устал? Тебе хорошо?
Обнимая его, я висела в воде, как в тумане,
Видно было недалеко — до волнистой белой стены… окружающей нас, словно колодец… И бегучие облака над головами.
— Мне с тобой везде хорошо! — крикнул им князь и деловито добавил. — Только я беспокоюсь, что ты замерзнешь. Одежда насквозь промокла…
— Пф, — выдохнула я. — Я с тобой не замерзну — ты теплый. И во мне огонек горит. Я просыпаюсь, вспоминаю о тебе — и мне светло. Прости, — я смутилась, — может, я глупости говорю…
Князь счастливо улыбнулся:
— Этот огонек зовется любовью. И это совсем не глупости, а очень большое счастье. Некоторые так и живут всю жизнь, мечтая хоть издали прикоснуться к этому огоньку, а в нас он горит ровно и ярко. Я ведь сразу же, когда тебя увидел…
Я растворялась, даже не осознавая, в чем — в молочной ласке воды или в теплых руках… растворялась, не боясь, что предадут, оттолкнут… что под нами глубина… с Одрином мне вообще ничего не было страшно. А он глухо охнул и тихо сказал:
— Триллве, пойдем на берег. Здесь слишком глубоко…
И мы заскользили, взявшись за руки, среди упругих цветочных стеблей с зелеными бутонами, которые к ночи должны были расцвести. У берега, где воды было по колено и плыть оказалось невозможно, я встала на ноги, чувствуя, как капельки скользят по коже, не отводя от князя глаз. Потом покраснела, опустила взгляд… но не выдержала, подмигнула и рассмеялась:
— А все же ты на лилию похож!..
Он рассмеялся тоже:
— Дались тебе эти лилии…
Встал вплотную и прижал меня к себе:
— Я надеюсь, теперь это будет твой любимый цветок.
Кожа мужчины была прохладной, как лепестки, а изнутри шел ровный жар. Я выгнулась, опираясь спиной о его ладони, закинув голову к небу; увидела прорвавшиеся сквозь облака розовые лучи. А затем ноги подогнулись, и мы с женихом мягко ухнули в траву. Она сомкнулась над головой, словно зеленая толща воды, и только холодные капли с потревоженных стеблей иногда падали Одрину на спину, заставляя его слегка вздрагивать. Лилейный посмотрел счастливыми глазами мне в лицо и, похоже, на миг позабыл кто он и где.
— Триллве! Посмотри на меня…
Я шевельнулась, хрустнув травой. Та запахла нежно и пряно, мешаясь с ароматом лилий и вереска… Я заглянула в серебристый туман его глаз. И пропала.
— Научи меня летать…
По телу князя пробежала дрожь. Он застонал и прижался ко мне, шепча:
— Триллве, мы полетим. Мы обязательно полетим…
Мир вспыхнул и сгорел и просиял снова.
Облака над нами разошлись, и в траве засверкали радуги. Они переплетались и множились, а заходящее солнце заливало небо расплавленным золотом. Где-то в терновнике цвыркнула птаха. Я глубоко вздохнула.