Книга магов (антология)
Шрифт:
«Но ведь люди будут страдать без воды, когда вся она окажется в клинке, — заметил Змий, прозванный Диаволом. — А если я не найду согласного убить меня?»
«Тогда через некоторое время вера их в Меня снова станет сильной, а клинок развоплотится — до следующего раза, — ответил Бог. — Таковы условия. Ты согласен?»
Змий ничего не ответил, но склонил голову в молчании. Велика была скорбь его, но стремился он к смерти, ибо имя его использовал Бог для того, чтобы обелить себя, и заставлял Он лгать Змия, и творить черные дела, а предмет Зла, носимый Дьяволом, жег ему руки и душу…
— Душа у Дьявола?! — взорвался Готарк Насу-Эльгад,
— Это только апокриф, — напомнил ему Эллильсар.
— Это ересь! — прогремел Глава Очистительницы, вскакивая с бревна, чувствуя, как разрастается в груди нечто холодное и мощное. Он помнил, где и в каком положении находится, но эта память была сейчас далекой и ненужной. — Ересь!!!
— Оставьте, — внезапно сказал молчавший все это время Тальриб.
Немой же махнул рукой.
— Пора ехать. Достаточно, — перевел Эллильсар.
— Вы не желаете дослушать до конца? — спросил, щурясь, старик.
«Не желаю, — ответил Моррел, а принц снова озвучил. — Конца у твоего апокрифа еще нет. Пока нет».
Сказатель вздрогнул и завернулся в плащ:
— Да, господин. Вы правы, господин.
— Итак, мы едем? — требовательно спросил Готарк Насу-Эльгад.
— Едем, — подтвердил принц.
Об Юзене все забыли, но тот, кажется, был не против, только поднялся с бревна и глядел им вслед, пока уезжали…
* * *
В конце концов они все же добрались до столицы, шумной, вонючей, дряхлой и цветастой — как уличная торговка.
В пути трудно было только поначалу, пока не оказались в ближайшем городке, а там уж Готарк Насу-Эльгад отыскал необходимое — все-таки связи Матери-Очистительницы оставались одними из самых прочных, в любые времена.
Король встретил прибывших в постели. Он лежал; в комнате резко пахло травами и вином. Заслышав о нападении на своего сына, этот чернобородый калеченный человек разъярился: он кричал, чтобы немедленно отправили в леса армию и уничтожили всех смердов, до последнего, потом внезапно стих и закрыл глаза. Моррел остановил Готарка Насу-Эльгада, собиравшегося о чем-то заговорить, и указал на Короля. Только тогда Глава Матери-Очистительницы догадался, что монарх спит. Все тихонько покинули комнату и разошлись кто куда: Тальриб — на конюшню, позаботиться о вещах и лошадях, принц — к себе, размышляя над содержанием необычного апокрифа; Готарк Насу-Эльгад — к лекарю…
Ненадолго.
— Моррела! Позовите Моррела! — Крик Короля разметал стайку придворных лакеев, эхом отразился в стенах спальни. Кто-то побежал за немым, кто-то успокаивал правителя, во дворе слышались хриплые ругательства, лай псов.
— Он здесь, мой Король, — сообщил Готарк Насу-Эльгад, глядя на входящего учителя. Тот был одет строго и неброско, почти не отличаясь от остальных высоких господ, собравшихся в спальне Короля.
— Оставьте нас, — прорычал Король. — Немедленно оставьте нас одних!
— Мой Король, а как же отпущение грехов? — осторожно и вместе с тем настойчиво поинтересовался Глава Матери-Очистительницы.
— Ступайте, во имя Распятого и всех глаз Тха-Гаята! Ступайте, или же я дотянусь до меча и покажу вам, на что способен ваш Король, пускай даже издыхающий!
Когда высокие господа удалились, он просипел — как выплюнул:
— Псы! — и некоторое время рассеянно смотрел в
— Ты ведь знал, что это произойдет, — прошептал Король, показывая туда, где одеяло, облегая бедра правителя, внезапно обрывалось. Дальше ног не было — их отрезали врачеватели, убоявшись гнили. Обломки костей, попав в кровеносные сосуды, вызвали болезнь, от которой не знали спасения. То, что Король остался без ног, лишь оттягивало роковой исход.
— Ты знал, — повторил Король. — Поэтому и приехал. Я догадался, что это не та вещь, которую можно подарить. — Он потряс в воздухе рукой: — Не та! И знал, что ты вернешься за ней — пусть даже и не по своей воле. Он сводил меня с ума, этот взгляд, он словно бы переливался в меня смрадными волнами, вынуждал творить страшные вещи. Я не помню всего — я ведь не обязан помнить! — но то, что помню, — этого вполне достаточно! Где ты взял это?
— Нет! — вскричал он тут же, махая руками и захлебываясь. — Нет! Не говори! Ничего не говори! я не желаю знать!
Просто забери это у меня, просто забери и ступай прочь, живи рядом с этими домашними псами, живи, волк, делай вид, что ты похож на них, но на самом-то деле… — Король рассмеялся. — Ты хитрее их всех. Забирай. — Он протянул руку, но Моррел отрицательно покачал головой. Достал пергамент, написал: «Только после смерти».
— Да! — воскликнул Король. — Да, да, да, да!.. Как же я сразу не догадался? Так и должно быть — «после смерти». Да. Я напишу об этом в завещании. «А учителю моего сына, высокому господину Моррелу, — перстень, что ношу на левой руке, на безымянном пальце». Да.
«Нет необходимости. Он все равно вернется ко мне — так или иначе».
Король посмотрел безумными глазами на пергамент, потом на Моррела — и расхохотался, словно услышал удачную шутку.
Моррел поклонился ему и вышел прочь, не оглядываясь. Оглядываться было не на что.
* * *
Король умер ночью, когда неожиданно началась пыльная буря, одна из многих, посещавших страну последние несколько лет. Все было похоже на грозу — только без дождя. Серые тугие вихри пыли скручивались между каменными стенами и устремлялись в небо, попутно забивая песок во все щели, в глаза случайным прохожим, в шерсть бездомных собак. В замке было пустынно, по залам и коридорам бродило эхо, то и дело натыкаясь на растерянных придворных. Высокие господа, собравшиеся со всей страны по приказу правителя, скучали, тискали в углах служанок и отрешенно накачивались вином из погребов замка. Им было не менее страшно, чем остальным. Хотя принц Эллильсар и казался человеком, способным спасти страну, сомнения оставались у всех. А то, что старый Король умирал, — в этом высокие господа достигли необычайного, просто-таки неприличного единодушия, никогда им прежде не свойственного.
Король умер. Готарк Насу-Эльгад, остававшийся с ним до последнего, мало что понял из сумбурной, прерывистой речи больного. Что-то о судьбе и проклятии, о каком-то завещании и глазе, который «смотрит, смотрит, СМОТРИТ!..» Готарку Насу-Эльгаду было страшно. Он твердо решил, что Король каким-то образом подпал под власть могучих сил зла.
Священник, отпускавший грехи, вышел от правителя побелевшим, как первый снег. Он сунул молитвенник в руки служки и ушел к высоким господам — напиваться.