Книга Мирдада
Шрифт:
Своей же воли скрытый путь поняв, вы осознаете и Волю Всеединую.
Примите то, чего не знаете, и это поможет вам узнать. Отвергнув нечто, оставите его навеки тайной, и будет тайна эта беспокоить.
До той поры пусть будет ваша воля служанкою для Воли Всеединой, по куда осознание Её не превратит в служанку воли вашей.
Так учил я Ноя.
Так учу и вас.
МИРДАД: Наронда, моя память - верная! Что шепчут эти лилии тебе?
Наронда: Ничего, что мог бы слышать я, мой Мастер.
МИРДАД: Я слышу шёпот их: "Наронду любим. И в знак того ему дарить готовы свой аромат". Наронда, моё сердце - постоянное! О чём журчит вода в пруду?
Наронда: Ни о чём, что мог бы слышать я, мой Мастер.
МИРДАД: Я слышу речь её: "Люблю Наронду, и жажду утолить его готова и жажду лилий, милых его сердцу".
Наронда, мой взгляд - открытый! Что говорит тебе сей день, и всё, что в солнечных руках он нежно держит?
Наронда: Ничего, что мог бы слышать я, мой Мастер.
МИРДАД: Я слышу его слова: "Наронду я люблю, и потому его в руках несу столь нежно, а также всё, что дорого ему, с Почтеньем и Любовью обнимаю".
И коль так много всего, что можно было бы любить и что тебя готово Любовью одарить, то жизнь Наронды уже ли - не полна, и разве нужно ему ещё чего-нибудь желать, о чём-нибудь мечтать и мыслить?
Л юбимец у Вселенной – человек. Всё радо услужить ему. Но мало есть людей, не избалованных такой заботой, и меньше тех , кто не кусает руку, что их с Л юбовью пестует.
Неизбалованному и укус змеи любовным кажется прикосновеньем. Но для того, кто – избалован, укусом ядовитым станет ласка. Цамора, ты со мной согласен?
Так говорил нам Мастер, мне и Цаморе, одним солнечным днём, в то время, как мы поливали цветы в монастырском саду. Последнее время Цамора был удручён и встревожен, и вопрос Мастера застал его врасплох.
Цамора: Мастер всегда говорит правду, значит, это - тоже правда.
МИРДАД: А для души твоей не так ли? Цамора, скажи мне, разве не был ты отравлен обилием любовных поцелуев? И разве и сейчас тебя не мучат воспоминания губительной любви?
Цамора: Мастер! Как глупо и тщетно с моей стороны, как и со стороны любого, скрывать что-то от глаз твоих даже в глубине сердца!
МИРДАД: Глупо и тщетно скрывать это от этих лилий даже!
Цамора: Я знаю, что сердце моё - не безупречно, потому что сны мои прошлой ночью были непристойны.
Сегодня я очищу сердце своё. Я обнажу его перед тобой, мой Мастер, перед Нарондой, перед лилиями и перед червями, что ползают между их корней. Я облегчу душу, сбросив ношу тайны тяжкой. И пусть этот бриз подхватит её и развеет по свету.
В молодости я любил одну девушку, которая была нежней и светлей утренней зари. Имя её было слаще мёда для уст моих. Когда ты говорил нам
С любовью Хоглы Вечность была моей. Я носил Вечность, как обручальное кольцо. Я носил Смерть, как кольчугу. Я казался себе старше, чем Время, и моложе, чем самое раннее утро. Руками своими я поддерживал небо, ногами приводил в движение Землю, а в сердце моём сияли миллионы звёзд.
Но Хогла умерла, и Цамора, горящий феникс, стал пеплом. Только не смог он, подобно волшебной птице, возродиться из погасших углей. Цамора, бесстрашный лев, превратился в пугливого зайца. Цамора, атлант, держащий на своих плечах свод небес, превратился в руины, и те руины затонули в болоте скорби.
Стеная, собрал я прах, оставшийся от Цаморы, и отправился в Ковчег, надеясь похоронить себя среди воспоминаний о Потопе, среди его теней. Я прибыл к вратам Ковчега, когда один из братьев удалился в мир иной. Теперь я - здесь.
Пятнадцать лет братья Ковчега видели и слышали Цамору, но никто ни разу не видел и не слышал его тайны. Возможно, древние стены и тёмные коридоры Ковчега догадываются о ней. Возможно, деревья, цветы и птицы в саду Ковчега о чём-то знают. Но струны моей арфы расскажут тебе больше, Мастер, они расскажут о Хогле всё так, как я никогда не расскажу.
Когда слова твои, Мастер, стали ворошить мой пепел и раздувать погасшие угли, и близок я уже был к тому, чтобы восстать, Хогла пришла ко мне во сне, и вновь леденит мне жилы кровь моя, и вновь обрушиваются на меня угрюмые скалы нынешней реальности, и гаснет огонь жизни, не успев вспыхнуть.
Ах Хогла!
Прости меня, Мастер, я не могу сдержать слёз. Может ли плоть стать чем-то иным, нежели плотью? Бедная моя плоть! Бедный Цамора!
МИРДАД: Жалость только жалости нужна. Но у Мирдада нет её ни капли.
Любовью сердце Мирдада переполнено, её для всех достанет - для плоти, и для Духа, что принимает форму плоти, лишь чтобы растворить её в Своей бесформенности. И Любовь Мирдада поможет Цаморе возродиться, восстать из пепла и ЧелоВекОМ стать.
И для того, кто всё преодолеет, для Победителя в ещаю я, для ЧелоВ ека , Хозяина себе. Мужчина, порабощё нный любовь ю к женщине, и женщина, порабощённая к нему любовью,- не достойны примерить золотой венец Свободы. Мужчина же и женщина, что стали одним благодаря Любви, что друг от друга – неотде лимы и неразличимы , они имеют право корону золотую получить.