Книга Мирдада
Шрифт:
Поверь мне, что жизнь людей и смерть - ни что иное, как зимний сон. И я расшевелить их ото сна пришёл, позвать на воздух свободной жизни, прочь из их берлог. Поверь мне, себя же ради.
Шамадам стоял, не двигаясь, и слушал. Беннун напомнил мне, чтоб я спросил у Мастера, как ему удалось выбраться из Бетарской тюрьмы, но мой язык не мог выговорить этого вопроса. Однако Мастер догадался на него ответить.
МИРДАД: Бетарская тюрьма уж больше не темница. Отныне в храм превращена она. А принц Бетара боле уж не принц. Сегодня он такой же пилигрим, как и вы.
И мрачная тюрьма, Беннун, способна превратиться в сияющий маяк. И способ
Слова Мастера о том, что принц Бетара отрёкся от престола, оглушили Шамадама, точно громом, и у него начались судороги, такие сильные, что мы испугались за его жизнь. Вскоре он перестал корчиться, поражённый обмороком, и нам пришлось приводить его в чувство.
Глава 30
Ещё до возвращения Мастера из Бетара Майкайон вёл себя так, будто с ним случилась беда. То же продолжалось и после. Большую часть времени он держался особняком, почти ничего не говорил, мало ел и редко выходил из своей кельи. Никому, даже мне, не раскрывал он того, что тяготило ему сердце. Мы удивлялись, что Мастер не пытался облегчить его страдания, хотя он любил Майкайона.
Однажды, когда Майкайон и остальные братья грелись у очага, Мастер завёл разговор о Великой Ностальгии.
МИРДАД: Однажды некому мужчине приснился сон.
Стоял он на зелёном берегу реки широкой, быстрой и бесшумной. Вокруг же было множество народу, мужчины, женщины, и старики, и дети, всех возрастов, из разных стран. В руках у них колёса были размеров разных и цветов, по берегу они катали их. И были все одеты в нарядные одежды, веселились, пели и танцевали. Шум их голосов звучал в одном большом многоголосье. То громче, то тише хор звучал, то уносился вдаль, то возвращался снова.
Один лишь он не мог одеждой новою хвалиться, поскольку ничего о празднике не знал. И колеса в руках он не держал, которое катать он мог бы. Ни слова в том разговоре толпы не мог понять он. Как ни напрягал он взгляда, не мог он отыскать среди толпы ни одного знакомого. Смотрели люди в сторону его, будто вопрошая: "Кто - сей чудак?" Внезапно понял он, что не его - тот праздник, что чужой он - людям, и ощутил он в сердце своём тоску.
И в этот миг раздался рёв с другого брега. И он увидел, как люди упали ниц, закрыв глаза руками, и головы склонили. Образовалось два ряда, меж которых проход остался узкий. Тот мужчина один стоял среди прохода, не зная, убежать куда, что делать.
Взглянув туда, откуда нёсся рёв, увидел он быка, что пламя изрыгал, и дым, и пепел, и приближался этот бык к нему. Всё ближе бык, и хочет мужчина убежать, но не может, к земле прирос он будто, и уверен, что это уж - конец.
Когда же бык приблизился, грудь опалив ему дыханьем, случилось чудо: герой наш в воздух поднялся. А бык внизу всё жарче огнём палил, мужчина ж поднимался всё выше, задыхался он в дыму, но был уверен - ни огонь, ни дым не повредят ему. И через реку перелетел он.
Что же, оглянувшись, он увидал? Что бык пускает стрелы и целится в него. Он даже слышал свист их, и слышал треск одежды, пробитой остриём, но ни одна не ранила его. И вскоре бык, толпа, река исчезли, в тумане растворились, он же летел дальше.
Он
Глаза его блуждали по камням, ища средь них дороги безопасной, но всё, что взор его мог обнаружить, - лишь узкая, извилистая тропка. Она вела к вершине, но лишь бараны да горные козлы по ней прошли бы, а не человек. Однако путь другой ему судьба, как видно, не укажет. И он пошёл по ней.
Однако он шагов не сделал сотни, как слева дорога показалась, широкая и ровная. Уж хотел свернуть он на неё - дорога вдруг стала многолюдною толпой. С трудом вверх поднималась половина людей тех, а другая катилась вниз. И было то зрелище так дико, так нелепо: как будто насмехаясь друг над другом, они тащились вверх, чтобы оттуда скатиться кубарем, крича при этом и издавая стоны.
Понаблюдав за поведеньем тех людей, он решил: должно быть, где-то в горах стоит приют умалишённых, и те, кто вниз катился, несомненно, оттуда убежавшие больные. И он продолжил путь свой по тропинке, то тут, то там о кочки спотыкаясь иль попадая в ямки, но всё же поднимаясь выше. А толпа редела, затем иссякла, и дорога теперь была пустой. И вновь герой наш один, как перст, на горе. Нет никого, чтоб указать дорогу, и некому помочь воспрянуть духом, и силы поддержать, что убывали, лишь надежда на то, что он когда-нибудь достигнет вершины, ещё теплилась в душе.
И он шагал всё выше, повсюду оставляя кровавый след. И наконец, когда, изнеможённый, готов упасть он был, вдруг лужайка показалась. Он в восторге смотрел перед собой. Травою мягкой и нежною лужайка та покрыта, а в воздухе разлиты ароматы цветов чудесных. Тут путник почувствовал, что силы его покидают. Он опустился на землю, и сон его сморил.
Проснулся от того, что чьи-то руки его коснулись, и раздался голос: "Восстань, путник! Уж видна вершина. Весна тебя заждалась".
Тот голос и рука принадлежали деве, Божьему созданью. Её одежды белые сияли. И путнику она протягивала руку, и он с земли поднялся, усталости как будто не бывало, и тело сил - полно. Узрел вершину и ощутил он аромат Весны. Он сделал шаг, и проснулся.
Что ж Майкайону оставалось делать, когда он обнаружил, что лежит в постели, и вокруг - всё те же стены, а образ девы той ещё хранится под веками его, и помнит сердце ту свежесть лучезарную вершины?
Майкайон: Но этот сон приснился мне. Это - мой сон. Это я видел ту девушку и ту вершину. Теперь их образы преследуют меня и не дают мне покоя. Я стал чужим себе. Из-за него Майкайон больше не узнаёт Майкайона.
Но сон приснился мне вскоре после того, как тебя увели в Бетарскую тюрьму. Как же ты мог рассказать его во всех подробностях? Что ты - за человек, для которого даже сны людские - как открытая книга?
Ах, какая свобода - там, на вершине! Как прекрасна - та девушка! И как тускло и невзрачно - всё остальное в сравнении с ними! Моя душа покинула меня ради них. И только в тот день, когда ты вернулся к нам, и я увидел тебя, моя душа воссоединилась со мной, и ощутил я себя сильным и спокойным. Но потом то видение снова посетило меня и увело от меня, будто на невидимом аркане.
Спаси меня, мой Великий Брат! Я изнываю от тоски по тому видению.
МИРДАД: Не ведаешь, о чём ты просишь, Майкайон. От своего спасителя ты хочешь ли спастись?