Книга о Боге

Сэридзава Кодзиро

Меня поселили в десятом северном корпусе общежития. Новичков, поступивших на разные факультеты — юридический, экономический, филологический, технологический, физико-математический, медицинский — было около десяти, мы все жили в одной комнате. На первом этаже находились европейские комнаты для занятий, на втором — довольно просторные спальни в японском стиле, обедали мы в установленные часы в общей большой столовой, за специально отведенным для нашего корпуса столом. Я чувствовал себя как в раю уже потому, что теперь у меня всегда было место, где я мог заниматься сколько душе угодно, и место, где я мог спать, вытянувшись во весь рост и никому не мешая. И не только это. Некоторые студенты постоянно ворчали, недовольные едой: то мясо жесткое, то невкусно, но я только диву давался: неужели в Токио все едят такую еду? —

у меня был отменный аппетит, и я без всякого стеснения стучал по крышке своего бочонка для риса, прося добавки. Я вел себя словно дикарь, вдруг перенесенный из какого-нибудь первобытного края в одну из самых цивилизованных столиц мира, но, к счастью, у меня не развился комплекс неполноценности: семеро из моих соседей по комнате были выходцами из глухой провинции — они приехали в Токио, закончив с отличием среднюю школу, — поэтому и выговор и манеры у них были самые что ни на есть провинциальные. Может быть, я преувеличиваю, но я словно впервые ощутил, какое это счастье — жить, впервые дышал полной грудью.

Довольно быстро я освоился в Первом лицее. В те времена многие юноши, живущие в нашем общежитии, имели привычку после того, как в помещении погасят свет, выходить на спортивную площадку и перед сном некоторое время медитировать. Это было очень модно. Я тоже иногда этим занимался. И заметил, что во время таких медитаций снова слышу прежний голос. К примеру, он говорил:

— Правда, хороший концерт был сегодня в музыкальном училище в Уэно, куда тебя пригласил М.? Западная музыка взволновала тебя до глубины души, ты ведь и не подозревал, что в мире существует подобная красота? Ну, может, ты и не все понял, но эта музыка возвысила твой дух, правда? Ты и раньше с удовольствием ходил на выставки группы «Содося» [57] , смотрел спектакли Кабуки, затерявшись в толпе безбилетных зрителей, многое тебя изумляло, но все-таки такого волнения, как сегодня, ты еще не испытывал. Вбирай же в душу все новое, это поможет тебе быстрее достичь зрелости и стать вполне самостоятельным цивилизованным человеком… Знаешь, в человеческой жизни есть свои радости…

57

«Содося» — группа художников, работавших в европейском стиле, популярная в десятые-двадцатые годы XX века. Во главе ее стоял Рюсэй Кисида (1891–1929).

Или же:

— Ты все жалуешься, что в Первом лицее трудно учиться… Конечно, скучно целыми днями зубрить французскую грамматику, будто на каких-то низкопробных курсах иностранных языков! Но ты не падай духом, постарайся посмотреть на это с другой стороны. Ведь ты учишь французский язык с азов, и если придира учитель не будет каждый день брюзжать и вбивать в тебя необходимые знания, если тебя не станут загружать настолько, что даже в уборной тебе приходится зубрить спряжение глаголов, то тебе никогда не овладеть французской культурой. Так что, выходит, надо терпеть…

И тут я задумался: ведь теперь я питаюсь нормально и никакой неврастении у меня нет, значит, и голос этот никак с ней не связан? Наверняка такое бывает со всеми. В самом деле, ведь многие студенты после того, как погасят свет, идут на спортплощадку и там в одиночестве медитируют. Может, и они в эти часы слышат такие голоса и получают от них заряд бодрости? Наверное, ничего из ряда вон выходящего тут нет, самое обычное явление, потому-то никто об этом и не говорит. Так что беспокоиться не стоит, пусть голос подбадривает меня и дальше. Приняв такое решение, я успокоился.

Я был уже на втором курсе, когда, незадолго до весенних каникул, меня вызвал в учительскую наш учитель французского, Такэси Исикава. Он был известен своей крайней строгостью, благодаря которой навсегда остался в памяти своих учеников. Робея, я вошел в учительскую, и учитель тут же без всяких предисловий сказал:

— Говорят, ты на каникулы остаешься в общежитии? Вот возьми, почитай на досуге. Вы уже усвоили основы грамматики, теперь надо как можно больше читать со словарем. Одних школьных занятий маловато, чтобы как следует освоить язык.

— Вы хотите сказать… эту книгу? — Я перевел взгляд на лежавшую на столе учителя толстенную французскую книгу в бумажной обложке.

— Автор

этой книги, Ален [58] , в настоящее время является кумиром французских студентов и вообще интеллигентной части молодежи. Все только и ждут, когда у него выйдет что-нибудь новенькое, и буквально рвут друг у друга из рук. На первый взгляд может показаться, что он пишет сложно, но содержание должно тебя заинтересовать, поэтому ты наверняка все поймешь. Постарайся читать хотя бы по десять строк в день. Посмотрим, сколько страниц тебе удастся одолеть до окончания лицея. — С этими словами учитель вручил мне книгу. В ней было целых двести пятьдесят страниц.

58

Ален (настоящее имя Эмиль Шартье; 1868–1951) — французский мыслитель-эссеист.

На весенние каникулы я остался в Токио, надеясь подзаработать, и по-прежнему жил в общежитии. Жизнь там текла своим чередом, ибо далеко не все студенты разъехались по домам. К счастью, библиотеку не закрыли. Там было полным-полно интересных книг, а в пустынном читальном зале было светло и тихо. Я каждый день приходил туда и читал по десять строк из книги Алена. На каждую строку приходилось примерно по пять-шесть незнакомых слов, к тому же иногда трудно бывало уследить за ходом мысли автора, и я с трудом продирался сквозь текст, постоянно обращаясь к словарям и грамматическим справочникам. Точное название книги вылетело у меня из головы, кажется, это был сборник эссе. (Эта борьба с текстом была не напрасной, позже, читая «О счастье» того же Алена, я уже не испытывал никаких затруднений.) Когда к середине первого семестра третьего курса я добрался наконец до восьмидесятой страницы, то едва не закричал от радости. Вот что было там написано:

«Человек никогда не бывает одиноким. Всякий, кто попробует, исполнившись смирения, проанализировать свои действия, наверняка убедится, что рядом с ним всегда существует некто, кого можно считать его двойником. Этот некто невидим, но он всегда стоит у нас за спиной, не отстает от нас ни на шаг, он проходит вместе с нами все этапы духовного становления, он бесцеремонно критикует нас, дает советы, подбадривает и помогает нам раскрыться как личность. Попробуйте сами заговорить с ним, и вы поймете, что с ним вполне можно беседовать. А когда вы научитесь с ним беседовать, он станет вашим сердечным другом, наставником, вы сможете без всякого стеснения говорить с ним обо всем на свете, он сделает вашу жизнь неизмеримо богаче и счастливее. Он станет для вас самым близким существом на свете и останется таковым до конца ваших дней, гораздо более близким, чем мог бы быть настоящий близнец, вышедший с вами из одной утробы и выросший с вами бок о бок. К сожалению, люди очень часто по рассеянности просто не замечают присутствия рядом с собой таких двойников».

Вот оно что, значит, голос, который я слышал, принадлежал такому двойнику! — возликовал я.

Мне хотелось рассказать об этом Исикаве-сэнсэю и поблагодарить его за книгу, но я так и не решился заговорить с ним: в аудитории он неизменно бывал холоден с нами и мы его боялись. К тому же, когда я перешел на третий курс, в стране была проведена реформа в области образования: если раньше вступительные экзамены в Первый лицей и в Императорский университет проходили в сентябре, то теперь их перенесли на апрель, в результате третий, выпускной курс мы должны были закончить всего за два триместра, соответственно и программа, рассчитанная на три триместра, была втиснута в два. Мы с трудом справлялись с такой нагрузкой, а уж на уроках французского Исикава-сэнсэй просто свирепствовал, пытаясь вдолбить в наши головы как можно больше материала.

Но к середине второго триместра стало наконец ясно, что мы сумеем благополучно закончить Первый лицей, и перед всеми встал вопрос о поступлении в Императорский университет. Что касается самого университета, то его тоже коснулись реформы, там был образован новый экономический факультет, который отделился от юридического и стал самостоятельным. Когда пришла пора подавать заявление в университет, я после долгих размышлений решил сдавать экзамены на экономический. Заявление я подал в учебную часть Первого лицея.