Книга предсказанных судеб
Шрифт:
Но вот после очередной, исполненной в лучших традициях МХАТа, паузы дело прояснилось – Сорделе заговорил о наследстве и завещании. Он говорил долго и довольно путано. Ольга не была докой в вопросах наследственного права Франции, поэтому из всего сказанного ей удалось понять только то, что Аньес так и не оставила завещания. То есть раньше оно, разумеется, существовало, но после очередного скандала с Филиппом графиня его аннулировала и отписала все аббатству В., затем отозвала и это завещание в намерении изменить его в пользу Дениса, но сделать этого не успела.
– Она так часто говорила об этом, я очень часто
Ольге стало неловко. Ведь именно Сорделе в свое время упрекал ее в том, что она будто бы охотится за наследством старой графини. Нет, вся эта дележка не для нее. И она поспешно его перебила:
– Поверьте, у меня сложилось правильное впечатление. И у Дениса тоже. – Она говорила совершенно искренне.
Рассказ Шарля ее тронул, и она сожалела об Аньес. Но за последние годы в Москве жизнь ее сильно изменилась. Все, что было с Филиппом, казалось ей каким-то нереальным. Будто бы произошло не с ней. Теперь она привыкла рассчитывать только на себя, на свои силы, на свою профессию. И в общем-то, неплохо справлялась. А ту страницу книги перелистнула, забыла, она действительно ничего не ждала от французской родни. Уже не ждала. Когда-то, на заре их романа с Филиппом, когда они расписались, Ольге нравилось чувствовать себя женой богатого аристократа. Вот ведь дура какая! Дорогие рестораны, дорогая одежда, поездки. Подумать только, она – графиня… Какая глупость и вздор, кабы заранее знать, чем это «графство» обернется.
– …попросила меня кое-что передать для Дениса. Я не был уверен, что увижу вас сегодня, поэтому не захватил это с собой, – тихо сказал Сорделе.
Подошел официант, забрал пустые чашки. Обведя глазами зал, Сорделе неожиданно вскинулся и попросил счет.
«Слава богу! Наконец-то можно пойти домой», – с облегчением вздохнула Ольга, она пила уже четвертую чашку кофе и сидела, едва подавляя зевки.
– Вы где остановились? Может, все-таки к нам? – больше из вежливости спросила она, но, увидев, что Шарль качает головой, предложила: – Тогда я позвоню вам завтра, что-нибудь около двух, подойдет? С утра у меня дела.
– Нет-нет, мой мобильный выключен. Я лучше сам позвоню вам. И прошу, не думайте об Аньес плохо. Вы еще многого не знаете…
Прощаясь, он задержал ее руку в своей, но тут же, словно испугавшись, ее отдернул и завертел головой по сторонам.
15. В старом леднике
Франция, Бургундия, графство Помар, 1499 г.
Молодые люди снова расселись по местам, и графиня, сделав знак камеристке, чтобы
– Сколько я помню, мы остановились на том, что фра Микеле решил повторно осмотреть тело умершего виночерпия, я же вызвалась его сопровождать.
Итак, в условленный час я спустилась на малый двор к белой часовне, где меня ожидал монах. И мы направились к погребу, называемому «старым», его давно не использовали для хранения припасов, так как при кухне имелся новый – более поместительный.
К вечеру подморозило и замело. Тонкий слой снега укрыл землю, и на дворе стало светлее. Кругом было тихо. Лишь с проездной башни слышалась тяжелая поступь стражников. Не нарушая тишины, мы с братом Микеле говорили вполголоса и, пройдя узкий коридор, соединявший малый и хозяйственный дворы, довольно быстро оказались на месте.
Монах отпер ключом дверь, и мы прошли внутрь. Ступив на лестницу, я тотчас ощутила неприятный запах тлена, который с каждым следующим шагом все усиливался. Наконец мы спустились вниз. Но при слабом свете лампы, что была у меня в руках, мы поначалу не смогли разглядеть ничего, кроме пустых коробов, корзин, черепков да бочек, стоящих у входа. Брат Микеле зажег настенные светильники, и мы увидели то, ради чего пришли. В глубине погреба на двух сдвинутых скамьях лежало тело несчастного виночерпия. Это была поистине страшная картина. Приблизившись, я едва не повалилась на пол, настолько меня испугал его вид.
«Боже Всевышний!» – воскликнула я, ибо прежде такого покойника мне видеть не доводилось.
Представьте себе, что все его тело, руки, ноги, живот, шея непомерно раздулись и потеряли человеческие формы. Лицо же с застывшей гримасой страдания сделалось землисто-зеленого цвета. При жизни длинные и курчавые волосы его вмиг поседели и напоминали паклю. Даже находясь на холоде, покойник не перестал смердеть, а в какой-то момент мне показалось, что изо рта его все еще сочится зловонная пена.
Искренне пожалев, что вызвалась сопровождать фра Микеле, я призвала на помощь всю свою выдержку, всю стойкость и для верности отступила на пару шагов назад. Тем временем мой спутник, нимало не смутившись, приблизил к телу лампу и с вниманием принялся его осматривать.
«Почему черты его столь безобразны?» – кое-как справившись с испугом, спросила я.
Но монах не услышал моего вопроса, продолжая осмотр и что-то про себя бормоча и приговаривая. Я заметила, что он весьма осторожен и, достав из кармана длинную медную указку, орудует ею, не прикасаясь рукой к зловонному телу. Кроме указки он использовал также и свой чудесный окуляр, с которым обычно работал в библиотеке. С его помощью брат Микеле с легкостью читал рукописи, чей текст пострадал от воды или был чересчур мелок.
Лишь по прошествии некоторого времени (ах, каким долгим оно мне показалось!) он наконец прервал свое занятие. С облегчением вздохнув, я подумала, что дело сделано. Но не тут-то было. Он отошел от покойника лишь для того, чтобы попросить меня подержать лампу. Пришлось, преодолевая отвращение, исполнить его просьбу.
«Однако ногти у него нигде не посинели», – изрек он в задумчивости.
Я не стала ломать себе голову над смыслом сказанного, про себя я молила Бога, чтобы этот осмотр поскорее закончился. И Господь услышал мои молитвы – брат Микеле засобирался назад.