Книга привидений
Шрифт:
– Я совершенно не понимаю смысла обмена комнатами, - сказал я, - но, пожалуйста. Впрочем, если вы захотите опять вернуться сюда, я готов просидеть здесь до самого утра, пока вы будете спать.
– Договорились, - отвечал Джеймсон.
– Но если Мустафа снова появится, гоните его прочь без всякой жалости. Дайте слово.
Я дал слово и снова проводил Джеймсона в его спальню. Этот человек мне совершенно не нравился, но я не мог отказать ему в помощи при данных обстоятельствах. Было совершенно очевидно, что нервы у него на пределе, что он гораздо более взволнован происшедшим, чем хотел это показать, и что его отношение
Письма я отложил на потом, взял Верхний Египет Бедекера, - один из лучших путеводителей, буквально битком набитый полезной информацией, - и переместился в комнату Джеймсона. Здесь я уселся рядом с лампой, спиной к кровати, на которой расположился молодой человек.
– Насколько я понимаю, - сказал Джеймсон, приподнимая голову, - для бренди с содовой уже поздно?
– Конечно; все уже спят.
– Лентяи. Здесь никогда нельзя получить то, что хочешь.
– Постарайтесь уснуть.
Некоторое время он метался на своей кровати из стороны в сторону, после чего либо уснул, либо я настолько погрузился в чтение моего Бедекера, что ничего не слышал, пока часы не пробили двенадцать. С последним ударом я услышал какой-то звук, похожий на фырканье, затем всхлип и сдавленный крик. Я вскочил и оглянулся. Джеймсон соскользнул с кровати.
– Черт подери!
– в сердцах воскликнул он.
– Вы прекрасно проводите время, разглядывая ваши картуши и прочую ерунду, в то время как Мустафа спокойно, на цыпочках, крадется к моем кровати. Он снова оказался рядом, и если бы я не проснулся, он перерезал бы мне горло. Сегодня я больше спать не лягу!
– Хорошо, можете больше не спать. Но я уверяю вас, что здесь никого не было.
– Прекрасно. Но как вы можете быть в этом уверены? Вы сидели ко мне спиной, а этот дьявол крадется как кошка. Вы не могли слышать его, когда он крался мимо вас.
Спорить с Джеймсоном было бесполезно, и я не стал его разубеждать.
– Я чувствую на своем горле три пореза, в тех местах, где прикасался нож, - сказал он.
– А вы ничего не видите? Мне даже трудно говорить.
Таким образом мы просидели остаток ночи. К рассвету он стал более разумным и был склонен признать, что стал жертвой собственной разыгравшейся фантазии.
День прошел, как обычно - Джеймсон выглядел надутым и хмурым. После завтрака он остался сидеть за столом, в то время как дамы поднялись и вышли на прогулку, а мужчины собрались у окна, обсуждая, чем им следует заняться во второй половине дня.
Внезапно Джеймсон, клевавший носом, с проклятьем вскочил и опрокинул стул, на котором сидел.
– Вы что, сговорились против меня?
– возопил он.
– Вы позволили прийти сюда Мустафе, чтобы он отрезал мне голову?
– Но его здесь не было.
– Чепуха. Вы договорились запугать меня, чтобы я отсюда уехал. Вы меня ненавидите. Вы подговорили Мустафу, чтобы он убил меня. Это уже четвертый раз, когда он пытался перерезать мне горло, и хозяин гостиницы, вне всякого сомнения, заодно с вами. Вам должно быть стыдно, что вы англичане. Я уезжаю в Каир. И подам жалобу.
По всей видимости, от пережитого Джеймсон немного свихнулся. Один из мужчин решил переночевать
Молодой человек был утомлен и очень устал, но, не смотря на то, что глаза его закрывались и не приходилось говорить о ясности мысли, он упорно отказывался прилечь, страшась своего видения. Мужчина, ночевавший в его комнате на вторую ночь, испытал не более проблем, чем было у меня в первую, хотя он часто просыпался, и некоторое время не мог заснуть, с тревогой оглядывая комнату.
На следующую ночь Джеймсону стало совсем худо, так что его нельзя было оставить без присмотра. Еще один постоялец отеля взялся посидеть с ним ночью.
Теперь Джеймсон стал совсем угрюмым. Он ни с кем не разговаривал - только что-то бормотал себе под нос с хмурым видом.
В течение ночи, молодой человек, прихвативший с собой на дежурство пару журналов, засыпал. Когда ушел Джеймсон, он не заметил. Проснувшись незадолго до рассвета, он испытал ужас и угрызения совести, обнаружив, что кресло Джеймсона пусто.
Джеймсона не оказалось на кровати в его комнате. Его принялись искать по всей гостинице - и не нашли.
Его нашли на рассвете, у дверей мечети, с перерезанным горлом.
МАЛЕНЬКИЙ ДЖО ГЕНДЕР
– Из него ничего хорошего не выйдет, - сказала мачеха. После чего вытолкнула Джо немного вперед, нажав коленом ему пониже спины, так что тот оказался перед мастером.
– Поэтому обращайтесь с ним, как хотите.
Маленький Джо Лембол был мальчиком лет десяти, в одежде с чужого плеча, которая ему совершенно не подходила. Поначалу его пальто было шинелью какого-нибудь солдата, от которого перешло к вознице, после чего было перешито на мальчика. С прочими предметами одежды поступали подобным же образом: когда они становились совершенно изношены, их перешивали. Причем, неряшливо; в результате чего одежда висела на нем мешком, а во всевозможные складки и пустоты набивалась в огромном количестве пыль. Частенько, когда маленький Джо надевал или снимал ее, пыль окутывала его плотным облаком. Подобное происходит, если наступить на высохший гриб-дождевик.
– Он родился недоношенным, - пренебрежительно заметила миссис Лембол, - без ногтей на пальцах рук и ног; они появились позже. Состояние его ума оставляет желать лучшего, и, пока он рос, приходилось его частенько постегивать. Так что можете смело использовать розги; мы нисколько не возражаем.
Когда маленький Джо Лембол появился на свет, никто не ожидал, что он долго протянет. Бедный, маленький, несчастный ребенок, который не кричал, а все время хныкал. Он был крещен частным порядком, сразу же после рождения, поскольку миссис Лембол заявила: "Как бы там ни было, это все-таки мой ребенок, и я хотела бы, чтобы он был похоронен как человек, а не как собака".