Книга привидений
Шрифт:
Я опаздывал; тронул пони, и тот снова потрусил по дороге.
Приблизительно в четверти мили от станции имеется шлагбаум и домик - невзрачное строение, занимаемое странным пожилым смотрителем, одетым, как правило, в белую блузу, поверх которой на грудь ниспадает длинная седая борода. Этот смотритель - сейчас он уже умер - в те дни забавлялся тем, что вырезал из дерева головы в натуральную величину и расставлял их на карнизе. Лицо первой изображало пьяницу, опухшее и испещренное морщинами, плотоядно взиравшее на прохожих мутными глазами; второе - имело несомненные черты скряги, экономившего на всем; третье - дикое, угрюмое лицо маньяка; и, наконец, четвертое - лицо помешанного, с безумным взором.
Проезжая мимо, я бросил установленную
Внезапно, Таффи резко остановился и застыл, вскинул голову, фыркнул и решительно отказался двигаться дальше. Мои понукания не оказали никакого влияния, он не сделал и шагу. Я видел, что он был встревожен; его бока подрагивали, он даже прижал уши. Я уже было хотел вылезти из коляски, когда пони вдруг скакнул в сторону, пробежал вдоль изгороди и затем вновь вернулся на дорогу. Я осмотрелся. Было совершенно непонятно, что могло его так напугать; ничего не было видно, кроме столбика пыли на дороге, поднятого, должно быть, восходящим потоком воздуха. Ничего не было слышно, кроме звука, похожего на звук удаляющейся двуколки, со стороны дороги, ответвлявшейся от той, на которой стоял я, под прямым углом в направлении Лондона. Звук становился все тише, пока, наконец, не смолк в отдалении.
Больше пони не останавливался. Но сильно дрожал и был весь покрыт потом.
– Похоже, дорога была тяжелой!
– воскликнул доктор Лайонс, когда я прибыл на станцию.
– Вовсе нет, - отвечал я.
– Что-то очень сильно напугало Таффи, но вот что именно, - сказать не могу.
– Вот как?
– произнес доктор и с интересом взглянул на меня.
– Значит, вы тоже с этим столкнулись?
– С чем - с этим?
– Видите ли, я слышал о том, что лошади, на этой дороге, пугаются, если оказываются на ней во время прибытия поезда 9.30. Проезжающие коляски стараются избежать этого момента, иначе лошади приходят в сильное беспокойство, - весьма интересно, не правда ли?
– Но что может их пугать? Я ничего не видел!
– Ничего не могу сказать по этому поводу. Для меня эта причина такая же загадка, как и для вас. Я просто принимаю вещи такими, какие они есть. Если возница говорит мне, что ему нужно подождать несколько минут после того, как прошел поезд, прежде чем продолжить путь, или же, наоборот, поспешить, чтобы успеть до прибытия, и при этом ссылается на странное поведение лошадей, я просто отвечаю: "Поступайте так, как считаете нужным", и не забиваю себе голову всякой чепухой.
– Я все-таки попробую в этом разобраться, - сказал я.
– То, что со мной произошло, странным образом связано с существующим суеверием, чтобы я мог просто отмахнуться от случившегося.
– Послушайтесь моего совета и выбросьте все это из головы. Когда вы найдете разгадку, вас вряд ли это обрадует, поскольку вместо привлекательной таинственности останется тусклое, банальное объяснение. Пусть те немногие тайны, которые остались необъясненными, таковыми и остаются, иначе нам ничего не останется, кроме веры в сверхъестественное. Мы изучали арканы природы, мы вскрывали ее секреты в угоду потребности дня, и вот теперь приходим в отчаяние, сознавая, что поэтика и романтика жизни остались в прошлом. Стали мы счастливее от знания, что не существует призраков, фей, ведьм, русалок, лесных духов? Не были ли наши предки счастливее нас, считая каждое озеро обиталищем феи, каждый лес - пристанищем желтоволосых сильфид, а каждую вересковую пустошь - жилищем эльфов? Как-то раз мой маленький сын, оказавшись в сказочном кругу (т.н. ведьмин круг - особым образом растущие грибы - СТ), закричал: "Мои дорогие, маленькие феи, я верю в вас, хотя отец утверждает, что вы не существуете!" Когда я был маленьким, то верил, что над внезапно замолчавшими людьми пролетает ангел. Увы! Теперь-то я знаю,
Я прервал доктора в тот момент, когда он, как мне показалось, сел на своего любимого конька, и спросил, не будет ли он настолько любезен, чтобы одолжить мне завтра вечером коляску и пони, чтобы снова съездить на станцию и попытаться проникнуть в занимавшую меня тайну.
– Я одолжу вам пони, - сказал он, - но не коляску, поскольку, если Таффи снова испугается и кинется к изгороди, то может пораниться. Я дам вам седло.
Вечером следующего дня я отправился к станции задолго до прибытия поезда.
Остановившись возле шлагбаума, поболтал со стариком-смотрителем. Я спросил его, не может ли он сообщить мне что-нибудь относительно интересовавшего меня вопроса. Он пожал плечами и сказал, что ему об этом ничего не известно.
– Как, совсем ничего?
– Я не утруждаю себя подобными вещами, - был ответ.
– Люди поговаривают, что нечто подобное происходит в том месте, где от этой дороги отходит другая, ведущая к Клайтону и Брайтону, но я не обращаю на эту болтовню никакого внимания.
– А вы сами ничего не слышали?
– После того, как проходит поезд 9.30 я иногда слышу, будто по дороге едет двуколка, запряженная лошадью, а затем звук, будто ломается ось. Поначалу я выходил, чтобы взять плату за проезд, но никого не видел. И если это, - прости, Господи, - духи, то духи ведь не платят пошлину.
– Вы никогда не пытались с этим разобраться?
– С чего бы это? Меня не интересуют те, кто не платят пошлину. Как вы думаете, много людей или собак проходит здесь за день? Но если они не платят пошлину - они для меня не существуют.
– А вы не могли бы, - попросил я, - перегородить шлагбаумом дорогу сразу после того, как пройдет поезд?
– Вы вполне можете сделать это сами; однако вам следует поторопиться, ибо поезд сейчас выезжает из клайтонского туннеля.
Я опустил шлагбаум, вскарабкался на Таффи и занял позицию на дороге немного дальше от переезда. Я слышал, как поезд прибыл, и как он запыхтел, набирая ход. В тот же самый момент я отчетливо услышал, как вверх по дороге поднимается двуколка, причем одно из колес ее дребезжит, словно готовое вот-вот отвалиться. Я слышал это совершенно отчетливо, но - не могу этого объяснить, - ничего не видел.
В то же самое время пони начал проявлять признаки беспокойства: поводить головой, навострил уши, начал перебирать ногами, а затем подался к живой изгороди, отказываясь слушаться хлыста и поводьев. Я был вынужден спешиться и обхватить руками его голову. Затем я бросил взгляд в сторону шлагбаума, находившегося позади меня. Я увидел, как поперечина согнулась, будто на нее что-то давило; затем, со щелчком, поднялась вверх и вытянулась вдоль белого столба, вся дрожа.
Немедленно вслед за этим я услышал скрип колес двуколки. Признаюсь, в тот момент я чуть не рассмеялся, настолько нелепой казалась идея о призрачной коляске; вслед за тем, однако, реальность происходящего отбила всякую охоту смеяться; я снова взобрался на Таффи и потрусил на станцию.