Книга пятая. Завистливое смирение
Шрифт:
— Я тебя услышал, мужик, — покладисто закивал страшный, как ядерная война, хобгоблин, — Но с одним условием. Мне нужна от тебя услуга. Для тебя это будет просто, как угол обоссать.
— Слушаю? — вздёрнул бровь я.
— В гавани три грузовых корабля, — глубоко вздохнул хобгоблин, — Полные выпивки. Капитаны сговорились и тормозят разгрузку. Хотят продать мне свой груз по двойной наценке прямо во время Турнира. Технически, бухло принадлежит сейчас им, а у меня на руках лишь договор о доставке, без проставленной даты. То есть, они на голубом глазу утверждают, что это не мое бухло, а моё они привезут. Потом, когда-нибудь. А вот это можно купить,
— Посмотрю, что могу сделать, — кивнул я, понимая, что союзниками разбрасываться последнее дело, — Обещать ничего не буду. Вдруг они наглухо отморозились?
— Лады, мужик. Я тоже ничего обещать не буду. Вот так друг другу ничего не пообещаем и разойдемся, как в море корабли.
Я с упреком посмотрел на наглую, черную и страшную морду. Фактически, здоровяк хотел вписать меня в свои проблемы за здорово живешь, причем, даже «расплачиваясь», то есть пуская слух о нашей дружбе и любви, он тоже оставался в выигрыше, ничего при этом не делая и не теряя.
— Если у меня получится заставить их продать тебе алкоголь по нормальной цене, ты сделаешь, что я прошу? — въедливо уточнил я.
— О чем речь, мужик! — тут же расплылся в улыбке хобгоблин, — В ту же минуту, как услышу, что начата отгрузка! В ту же!
— Вот и договорились.
Пожав необъятную черную лапу, я направился восвояси. На улице встал, запрокинул голову кверху, шумно выдохнул, а затем, достав из инвентаря пачку сигарет, где-то слямзенных на старых рефлексах, закурил.
— Этот страшила тебя обвел вокруг пальца, — раздался тихий, но осуждающий голос Мимики, — Заставил работать бесплатно.
— Это хорошо, что ты так думаешь, — одобрительно покивал я, выпуская струю дыма в алкогольную атмосферу Поллюзы, — Он так тоже думает, наверняка.
И… не стал отвечать на посыпавшиеся вопросы. Мало ли. Нету у меня к бардессе доверия. А союзники мне не так сильно нужны, как соучастники, которым придётся разделить ответственность за всё, что наша команда натворит!
Творить же хотелось здесь и сейчас, благо чернокожий вождь бухла дал мне прекрасный повод.
— Ты печальные мелодии знаешь? — спросил я грустную Мимику, тут же уточняя, — Просто мелодии, без песен?
— Знаю, — сделала та уши торчком, — А что?
— Пойдем, играть будешь.
Задумка была простая, прямая и наглая, как ослиный член. Озаботившись покупкой пары раскладных кресел наподобие шезлонгов, я также прикупил пляжный зонтик, большой лист бумаги, маленькое ведерко с черной краской, куда после моей доплаты бухнули еще половник карминной, добавил ко всему этому кисточку, а затем пошёл прямо в гавань. Там мы проведали Веритаса, убедившись, что с разумным кораблем полный порядок — куакарабилли, водящиеся на Поллюзе в изобилии лишь в гавани, следили за порядком здесь недреманным оком. Переговорив заодно со стражниками, я убедился, что мной задуманное никак порядка в их понимании не нарушает, после чего и отправился к тем злосчастным трем кораблям, где капитанствовали жадины, решившие наколоть местного людоеда.
Перед этими судами, которые язык хотел повернуться назвать «суднами», мы и расположились.
Разложив для себя и бардессы шезлонги, я поставил над сидушками зонтик, к которому и прикрепил бумажный
Так и сидели.
В прекрасном мире, под названием Фиол, есть одна изумительная вещь, которой история моей родной планеты была лишена напрочь, а именно — повальная грамотность. Тут читать умели все, так как Система есть у всех!
Ну вот. Ты простой фиольский матрос на длительной стоянке в веселом городе Поллюзе. Ходишь по тавернам, потребляешь алкоголь, знакомишься с дамами легкого поведения, бьешь рожи собрату-матросу, да предвкушаешь премию, обещанную капитаном. И тут на тебе — видишь, как прямо перед твоим кораблем восседает подозрительный мужик, пьющий под очень грустную музыку. И плакат, разумеется, видишь. А на плакате кроваво-черным по белому простой, но цепляющий за душу вопрос:
«Зачем канис мертвецам?»
Ежу понятно, кому вопрос адресован, не то, что простому фиольскому матросу. И мужик, восседающий в шезлонге, выглядит довольно знакомо. Так, как его и описывают в тавернах разные бармены и прочие куртизанки. Простой фиольский матрос чувствует проблемочки и идёт к своему боцману с вопросиками. А его, матроса, много. Тихо задавать свои вопросики матрос не обучен. Он их матом задает, а может быть, даже и дрожащим голосом. Массово. А мужик с черно-белой головой сидит. И музыка грустная за душу берет.
А уж матросов-то на трех тяжелых транспортниках — дохрена!
Результат заставил себя ждать, но зрелище при этом было отменным. Мореманы бегали между кораблями, махали руками, косились на меня, орали нечто тревожное и вели себя суетливо. Более того, солидная часть из них была под большой мухой, поэтому, когда раздухарившаяся Мимика начала бренчать что-то откровенно заупокойное, трудовой контингент принялся буквально выковыривать закрывшихся от греха капитанов, оказавшихся, почему-то, в одной каюте на одном из кораблей. Наверное, мужики там просто мирно бухали, никак не ожидая, что к ним возникнут вопросики у команд, но дело зашло немного дальше. Инсинуации неслись за инсинуациями, одна другой грязнее, просьбы и требования постепенно сменялись угрозами физической расправы и унижения, кто-то уже ладил на реях веревки, а я спокойно употреблял вино, отдавая должное зрелищу.
Нет, ну а шо? Я не работал на свою репутацию, но вот она есть! Пускай даже и возникшая из множества неправильно понятых публикой эпизодов самообороны, но даже с такой паршивой овцы саратовский электрик должен уметь выдрать клок изолятора!
Тем временем волнующийся корабль уже был окружен заинтересованно поводящими хоботами куакарабилли, но на борт стражи порядка не лезли. Не их территория. Зато это решил сделать я, дабы волнения, набирающие шум и размах, не переросли в уже конкретное смертоубийство. Свернул плакат, музыку, спрятал сидушки, посадил Виталика на плечо для пущей важности, и пошёл наводить дипломатию. Еле успел.