Книга стихов «Орфей»

Бореев Георгий

* * *

У таксиста нос – в веснушках, У такси – в веснушках нос. Я лечу в такси с подружкой В рощу мартовских берез. Вешним ветром между веток Столько света намело, Света мартовских рассветов – Чистых, звонких, как стекло. И подснежники-цыплята Выпуская желтый пух, Расклевали на полянах Голубую скорлупу. И от света ль, я не знаю, Мое сердце грудь клюет, Как подснежник, пробивая И ломая звонкий лед. Я девичью глажу шею Непослушною рукой, Я шепчу: «Не стань моею – Ты нужна мне вот такой!..» Я шепчу – она смеется, Как смеется – аж до слез! И в окно кометой льется От нее поток волос. И летит такси счастливо, И свистят стволы берез, И взмывают белокрыло Лужицы из-под колес!

* * *

Я видел до рожденья на Земле Какой-то

дом, окошко с рамой белой, Красавица сидела в полумгле И сквозь мой дух на звездочку глядела. Светилась благодатью тишина, Я наслаждался смертью и покоем. Но девушка страдала у окна - Я слезы ей утер своей рукою. Перевернулся сразу белый свет - Вдруг я сижу у этого оконца, Гляжу, как занимается рассвет И светится звезда — чужое солнце. И я смеюсь, я стал — совсем другой, Я чувствую, что Дева где-то рядом. И мне от жертвы самой дорогой Досталась расцветающая радость...

ИЗБУШКА

Чья-то избушечка вышла На перепутье дорог. Кутаясь в ветхую крышу, Словно в дырявый платок. Из-под ладони карниза Горестно окна глядят: Видимо, кто-то из близких К ней не вернулся назад… Смотрит изба на недолю И на безлюдье села: Окна ослепли от боли - Будто война здесь прошла…

ГРАЖДАНСКАЯ ВОЙНА

«Будь готов!» и – «Аты-баты», Горн, «Славянка», смех невест… Аты-баты, шли солдаты И прочесывали лес. Виноваты ль «Аты-баты», Что пошли не по дрова? – Через шеи – автоматы, И по локоть – рукава. Замполит, вздохнувши сладко, Дал команду, как артист, Но его – кончались прятки – Запятнал навылет свист. Громыхнула алой краской Тишь ромашковых полян, И защелкали по каскам Пулеметы партизан. Страшно хрипнул «Мама» кто-то, Обнимая куст огня… Пропотели пулеметы, «Аты-баты» хороня…

* * *

Вышел русский из тумана, Вынул «Приму» из кармана…

СОЛДАТ

Закурил солдат, Присел на камушке – Он в село вернулся Из войны. Не зовут ни батюшки, Ни мамушки В дом полузащитника Страны. Дождик льет из детской Лейки росами На село пустое С давних пор: Кто-то съехал на бугор Под соснами, Кто-то в город, Кто-то – «за бугор». Отмахал солдат Войну кавказскую, Заработал длинные Рубли… Что же вы, красавицы, Как в сказке-то, Ивами согнулись До земли?..

* * *

— Сынок, возвращайся! Два года минуло. Закончилась служба. Порадуй отца... — В змеиных объятьях Корней саксаула Напрягся простреленный Череп бойца. — Сынок, возвращайся! У матери очи Исплаканы. Ждем От утра до утра... И вымолвил череп: — Ты брат, а не отче. И вторило эхо: — Не мать, а сестра...

* * *

О Родина — вечных Туманов держава: Поедешь налево — Приедешь направо. О родинка — остров, Где царствует Ева: Поедешь направо — Приедешь налево. Поедешь налево, Направо и прямо — И голову с плеч Потеряешь от срама...

ВОЗВРАЩЕНИЕ

И откуда он взялся, не знаю. Видел я его в чайной не раз. Он туда заходил не за чаем, Заходил в предобеденный час. Пил он, сморщившись, что-то из чашки, Тер заросшую щеку рукой И вставал. И, как тополь, качался На своей уцелевшей одной. Говорят, ночевал он в подвалах, А с утра ковылял в магазин… Только горе недолго плутало По его лабиринту морщин. …Четверть века в наш маленький город Из-за леса зеленой стены Молча смотрят болота, озера, Словно черные очи войны. Пацаны на озера ходили И его там холодным нашли… Он лежал, распластав, словно крылья, Над болотцем свои костыли. А когда бедолагу зарыли, Оказалось, скопил он с войны Кроме двух костылей тупорылых Лишь четыре письма от жены. Лишь четыре всего, но какие! В них светилась такая любовь К молодому солдату России — Позавидовать может любой! Эти строки его обнимали, Целовали и в чем-то клялись, И ночами тревожными ждали, И шептали: «Любимый, вернись!..» Может, где-то в окопе и вскрыл он Эти строки о счастье своем, А земля — на дыбы от разрыва И накрыла полвзвода живьем. Зубы стиснув, от боли синея, Выполз он, первой смерти назло, Из той траурной братской траншеи. Как жестоко ему повезло! Лазареты… санбаты…

медчасти… Долгожданный… пугающий тыл… Но с другим загадал он ей счастье, Потому что до боли любил. Потому поселился не рядом — На Урале, подальше от глаз. Только боль, не деленная на две, Оказалась больней в тыщу раз. Четверть века разлука — как мука. Четверть века жену он берег От протезов зловещего стука Для хрустящего скрипа сапог. Только новость черней похоронки Все ж нашла его солнечным днем: Четверть века зияет воронка Там, где раньше стоял его дом… Он вернулся к ней. Старый… К девчонке… Он упал к ней — лицом в водоем, Костылем закрывая воронку, Как гнездо перебитым крылом… Я не грел своим телом траншеи, Я шагаю дорогой иной. Мне б Любовь пронести на обеих, Как свою он пронес на одной…

СПОР

Мы плыли в Братск на пароходике. Давило нас безделья бремя. Машина тикала, как ходики, Винтом отбрасывая время. Ловили седенькие мальчики На спиннинг Ангару за холку. Дразнили солнечные зайчики Залетного морского волка. К нему я приставал с вопросами, Куда, мол, нас несет теченье? Он думал как-то непричесанно О двух уплывших поколеньях, О людях в кожанках и ватниках. Дул в беломорину: «Не важно, Что высидели вас в курятнике, А важно — из яиц лебяжьих!» Мы о врагах народа спорили, О культе спорили часами… Вставало колесо Истории Без смазки кровью и слезами. Не награжден я был терпением Да и мышленьем не наказан: Стихал наш спор, — и поколения Тем колесом сминались сразу… Он был не против революции, Но обнажал сквозные драмы. А у меня познанья куцые — Я шпарил школьную программу… Он не смеялся, слушал пристально, Глядел в меня со страхом, с болью… Наш пароход притерся к пристани. …Его ссадили тут, в Усолье. И увели его служивые, Одетые по форме полной… Баржа прошлепала ленивая, Плевки задергались на волнах. И чайки белыми барашками Взлетели за баржой груженой, И город прыгал вверх тормашками, В реке сибирской отраженный.

СОН

Я увижу умершую мать, Обниму, расплачусь: мол, прости меня!.. За руку возьмет меня опять Мама, молодая и красивая. Поведет по звездной синеве В детский сад, посадит там на лавочку. Буду гладить я по голове Самолеты, лебедей и ласточку. Весь в игрушках, зареву сквозь гром: «Забери меня отсюда, ма-а-амочка!..» И проснусь: стучаться в стену лбом, И шептаться с мамой в черной рамочке...

ПОРА ВСТАВАТЬ

Перечеркнул сатрап поля Могильными крестами, Хрипит и булькает земля - Шевелится местами. То мертвецы наверх ползут И шепчутся с тревогой: «Пора вставать на Страшный Суд – Сдает терпенье Бога!»

БИОГРАФИЯ

Годы – гиды, Годы – глады, Годы – гуды, Годы – гады…

КАК-ТО РАЗ

Как-то раз ко мне зашла Выпускница-цаца: – «Нету в жизни ремесла, Чем бы мне заняться?» Следом парень, как медведь, В дверь вломился с текстом: «Как бы мне разбогатеть, Только, чтоб без секса?» Отвечаю из сеней: «Годы, как на марше, Делают одних – умней, А других – постарше… Надо б всем нам, вашу мать, – Говорю я сирым, – Некрасиво поступать, Чтобы жить красиво…»

* * *

Лечу на подножке трамвая, Забыв про заботы и дом, И улица вслед мне виляет, Как пес, добродушным хвостом. Лечу на подножке ума я (у мая) Туда, где забыв про мороз, Подснежники рты открывают, Увидев коленки берез. Лечу от подножки, а в спину Вонзает весна острие – Стрелой лебединого клина Пронизано сердце мое!..

РАБОЧИЙ

Торговцы цену ломят смело – Плати, рабочий, не злословь: Свои вампиры ближе к телу, Ведь в них твоя клокочет кровь! Отец твой – нищий, сын твой – голый, Ты лишь кулак сжимаешь злой, От молота с серпом тяжелый, Наколотых на нем иглой…