Книга Страшного суда

Уиллис Конни

— Нет. Невестка дожидается прибытия моего сына. Из Оксенфорда ничего не слышно?

— Нет. Там все хворают, — ответила Ивольда.

К ним подошла Розамунда.

— Вы знаете родных леди Катерины, леди Ивольда? — спросила она.

Мегера повернулась к ней с кислым выражением лица.

— Нет. Где брошь, которую подарил тебе мой брат?

— На... на плаще, — запинаясь, проговорила Розамунда.

— Тебе настолько не дорог его подарок?

— Сходи принеси, — распорядилась леди Имейн. — Я хочу

взглянуть.

Розамунда вздернула подбородок, но покорно отправилась в сени, где висели плащи.

— Она воротит нос и от его подарков, и от него самого, — упрекнула девочку Ивольда. — За ужином с ним и словом не перемолвилась.

Розамунда вернулась, неся зеленый плащ с приколотой к нему брошью, и без слов протянула его Имейн.

—Я тоже хочу! — всунулась Агнес. Розамунда повернула брошь к ней.

Круглое золотое кольцо, усыпанное красными каменьями, крепилось на булавку без застежки, просто продевалось в ткань. По ободку кольца шла гравировка: «lо suiicen lui dami аmо».

— Что тут написано? — спросила Агнес, тыкая пальцем в опоясывающие брошку буквы.

— Не знаю. — «И не хочу знать», — ясно говорил тон Розамунды.

Ивольда стиснула зубы, и Киврин поспешила прийти на помощь. «От друга милого приветом буду», — перевела она и тут же осознала с ужасом, какого сваляла дурака. Она посмотрела на Имейн, но та, кажется, ничего не заметила.

—Такие слова надобно носить на груди, а не вешать в чулане, — сняв брошку с плаща, Имейн приколола ее Розамунде на лиф.

— И сидеть подле моего брата, как подобает невесте, — подхватила Ивольда, — а не тешить себя детскими забавами. — Она простерла руку к очагу, где в полудреме развалился Блуэт, которого явно разморило после вылазок на пивоварню. Розамунда затравленно оглянулась на Киврин.

— Ступай поблагодари сэра Блуэта за щедрый подарок, — ледяным тоном велела Имейн.

Отдав Киврин плащ, Розамунда поплелась к очагу.

— Пойдем, Агнес, — позвала Киврин. — Тебе нужно отдохнуть.

—Я дождусь, пока отзвонят по дьяволу, — заявила девочка.

—Леди Катерина, — начала Ивольда, как-то странно подчеркнув слово «леди», — вы сказали, что ничего не помните. Однако надпись на броши вы прочли без труда. Вы знаете грамоту?

«Знаю, — мысленно ответила Киврин. — Хотя здесь ее знает не больше трети населения, а из женщин и того меньше».

Она украдкой посмотрела на Имейн, которая разглядывала ее с тем же выражением лица, что и в первый день, когда щупала ткань платья и изучала ее руки.

— Нет, — взглянув Ивольде в глаза, ответила Киврин. — Мне даже «Отче наш» не осилить. Ваш брат сам поведал, что означает надпись, когда вручал брошь Розамунде.

— Нет, он ничего не говорил, — вмешалась Агнес.

— Ты тогда бубенчик рассматривала, — возразила Киврин, понимая, что леди Ивольда все равно

нипочем не поверит, сама спросит у брата и уличит ее во вранье.

Ивольду, впрочем, объяснение удовлетворило.

— Конечно, откуда ей знать грамоту? — поделилась она с Имейн, беря ее под руку и направляясь вместе с ней к сэру Блуэту.

Киврин обессиленно опустилась на лавку.

— Повяжи мне бубенец! — потребовала Агнес.

— Не повяжу, пока не уляжешься.

Агнес вскарабкалась ей на колени.

—Тогда сперва расскажи мне сказку. Жила-была девица...

—Жила-была девица, — послушно проговорила Киврин, оглядываясь на Имейн с Ивольдой. Они уселись рядом с сэром Блуэтом и что-то втолковывали Розамунде. Та отвечала, вздернув подбородок и пылая румянцем. Лапища хохочущего сэра Блуэта накрыла брошь, а потом скользнула ниже, на грудь Розамунды.

— Жила-была девица... — настойчиво повторила Агнес. — И жила она на опушке большого леса. «Не ходи в лес одна», — наказывал ей отец.

— Она его не слушалась, — зевнув, подсказала Агнес.

— Нет, не слушалась. А отец любил ее и пекся лишь о ее благополучии, но ей было невдомек.

—А что ждало ее в лесу? — пристраиваясь под боком у Киврин, спросила Агнес.

Киврин укрыла девочку плащом Розамунды. «Разбойники и душегубы. И похотливые старикашки с желчными сестрицами. И несчастные влюбленные. И мужья. И судьи».

— Уйма разных опасностей.

— Волки... — протянула Агнес сонно.

—Да, и волки. — Она посмотрела на Имейн и Ивольду, которые, отодвинувшись от сэра Блуэта, о чем-то перешептывались, не сводя с нее глаз.

— И что сталось с девицей? — пробормотала Агнес, уже сквозь сон.

Киврин, баюкая, прижала ее к себе.

— Не знаю, Агнес. Не знаю.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

Агнес не проспала и пяти минут, как колокол смолк и тут же зазвонил снова, но более беспокойно, созывая на всенощную.

—Поторопился отец Рош. Еще и полуночи нет, — скривилась леди Имейн, однако не успела договорить, как звон подхватили другие колокола — уичлейдский и берфордский и где-то далеко-далеко на востоке, так далеко, что от звона оставался лишь слабый вздох, — оксфордский колокол.

«Это колокола Осни и Карфакса», — подумала Киврин. Звонят ли они сейчас дома?

Сэр Блуэт поднял свою тушу на ноги и подал руку сестре — к ним тут же поспешил слуга с плащами и подбитой беличьим мехом мантильей. Девочки-хохотушки, не переставая щебетать, вытащили свои накидки из общей груды. Леди Имейн растолкала Мейзри, уснувшую на нищенской скамье, и велела принести молитвенник. Служанка, зевая, поплелась к чердачной лестнице. Розамунда с преувеличенной осторожностью подобрала свой плащ, сползший с плеча Агнес.