Книга утерянных сказаний: Пришедший из-за грани
Шрифт:
– Толэдгват,- говорит.
– Что?
– Толэдгват меня зовут. Можно просто Тол,- улыбается вымученно,- Спасибо, что перенесли.
– Так, разговорчики прекратить!- Савва начала выталкивать меня из помещения,- Нечего тут мужикам делать, грязь заносить.
Конец Pov Сигрида.
Кажется, убивать нас не будут. Хорошо. Люди всё-же не настолько жестоки, чтобы оставлять рожающую женщину.
Больно. Мама, мне больно! Почему я не осталась в теле Саурона? Сидела бы сейчас в Ангбанде, пытала бы пленных...Маэдроса бы убила, не надо было к нему тогда заходить, чтоб он сдох! Нет, он, конечно, симпатичный,
Вижу женщину, лет за пятьдесят, очень упитанную. И лицо ничего, смотрит на меня ласково. Даже полегче стало. Может, она знает, что делать. Должно быть, я спросила это вслух.
– У тебя первый?- спросила она понимающе.
– Угу,- отвечаю.
– И у этой первый. Что ж мне везёт-то так сегодня? Ну да ничего, прорвёмся. Я десятерых родила, все живы, и у тебя так же будет. Ничего, родишь пару-тройку – опыт и придёт. Это оно только в первый раз страшно, а потом уж почти и ничего, нормально. Ну, схватки идут? Ты считать-то умеешь?
– Умею.
– Тогда считай.
– Ч-что считать?
– Какой промежуток между схватками, ясно дело. Вон, Сигрид ходит из угла в угол, ну и считай, сколько раз он прошёл. Ну, а у тебя всё ещё двадцать? Или уже меньше?- обратилась она к кому-то напротив меня.
Я, пользуясь передышкой, пригляделась. Ещё одна, рожающая. Как-то сразу ощутила себя легче – всё-таки в компании легче. Правда, лежит, постанывает, бледная вся. Интересно, я так же выгляжу? Тут важно, чтобы облик плыть не начал, а то неудобно будет. Конечно, в мужчину я сейчас вряд ли обращусь, но лицо поплыть может. А это нехорошо...Ох, и мне сейчас нехорошо. Ой-ёй-ёй, раз-два-три-четыре-пять...
На восьмидесяти полегчало. Что она сказала? Смотреть, сколько раз он в окне покажется? Хорошо, что он там марширует. Можно хоть как-то опознавать, сколько времени проходит. Кажется, схватки должны ускоряться. Маму бы сюда, она точно знает. И всё-таки хорошо, что я не одна, тут нужен знающий человек. Одна бы я точно с ума сошла. Боль накатывает, а что делать – не ясно. И когда же это, блин кончится?!
В период передышки слышу вой с соседней кушетки. У неё что, ещё есть силы орать? У меня их хватает только на счёт и дыхание.
Кажется, схватки ускоряются. Или он медленнее ходит? Не, они точно ускоряются. Больно становится всё чаще и чаще.
– Что, ускорились? Сколько теперь?
– Каждый раз, как проходит!- срываюсь я на стон.
– Ну-ка, ну-ка,- она подскакивает ко мне,- Всё, голубушка, головку уже вижу. Так, как схватка пойдёт, будем тужится! А ты – лежи смирно, считай. Так, схватка идёт, начинай тужится, напрягись! Так, теперь подыши немножко. О, давай опять, давай-давай-давай...
В период между схватками судорожно хватаю воздух. О, Эру Иллуватар!!! Изменяю тело, раздвигая понемногу бёдра – вроде бы должно помочь.
Неожиданно чувствую облегчение. Акушерка поднимает что-то маленькое и пищащее. И кладёт это что-то мне на живот.
– Ну, всё, родила. Парень у тебя. Крепкий: слышишь, как вопит? Здоровенький, значит. Ты пока полежи, сейчас послед выйдет, а я пока с Сэлкой разберусь, у неё всё не так гладко идёт..
И отошла. Я недоумённо посмотрела на небольшой комочек на животе. Как-то сразу на душе потеплело, потому как я увидела
Со стороны кровати Сэлки раздаются громкие крики. Интересно, я кричала так же? Что-то не помню, когда я могла так кричать? Вдруг крики заменяются чьими-то стонами, слышу детский крик. Кажется, она тоже родила.
Что-то неладное чувствую. Да и повивальная бабка что-то забегала. Вдруг она всунула мне в руки со словами “На, подержи-ка этого” ещё одного малыша. Ой, у меня на руках уже двое детей! А этот какой-то красненький, поцарапанный весь. Странно, где-же он так поцарапался? Бедняжка. Осторожно придерживаю. Пищит как-то слабо, да и меньше моего. И уши у него...а, он же человек. Хм, мне казалось, что и у людей уши нормальные. Не острые, конечно, не и не висящие, как тряпочки! У него же хрящей в ушах нет! Да и маленький совсем. Спинка шерстистая.
Ой, он же недоношенный! Мне же мама рассказывала, что недоношенные бывают покрыты волосиками! Она потом опадает. Теперь понятно, почему у него и хрящиков нет, и спинка шерстистая, и сам он маленький. Жалко его.
Тут повивальная бабка закричала, зовя кого-то. Прибежали пара служанок, перестелили кровати, помогла мне и детям перелечь, перенесли Сэлку на соседнюю койку. Одна притащила и отдала бабке пузырь со льдом. Вторая принесла воды, и они на пару искупали детей, вручили мне уже чистыми. Принесли чистую рубашку, помогли мне переодеться, запеленали детей в какое-то тряпьё. Теперь лежу на кровати в новой рубашке, прижимаю к себе обоих чистеньких малышей. Кажется, скоро их придётся кормить. А бабка всё ходит вокруг Сэлки. Что-то там не в порядке.
– Что-то не так?- спрашиваю.
– Да с тобой-то всё в порядке. Сигрид, иди сюда, чтоб тебя черти забодали, у тебя племянник родился!
Тот мужик, который меня притащил, мигом влетел в помещение и кинулся к кровати моей соседки по несчастью. Он был страшно бледен.
– Племянник у тебя слабенький, недоношенный. Живой – и то хорошо, да только кто его знает, надолго ли. Не знаю, кто его поднимать-то будет. У меня самой молока уже давно нет. Сам знаешь, у тебя тут с малыми детьми никого нет, время сложное, война. Где мы найдём кормилицу? А с Сэлкой попрощайся, совсем с ней плохо. Роды тяжёлые, до утра вряд ли доживёт. Вон, видишь, сколько крови? Не останавливается. Рано было ей рожать.
– Что же делать?- взвыл он раненым зверем. Я почувствовала смутную тревогу за ребёнка.
– Если хотите, я могу его покормить,- предлагаю я осторожно.
Повивальная бабка, глядя на меня, с удовлетворением изрекла:
– Ну, с такой-то грудью...да, обоих выкормит. Тут на троих хватило бы. Да, Сигрид, повезло тебе. Где ж ты её, такую, откопал? Да после всех несчастий хоть какая-то удача. Как брата твоего варги загрызли, у Сэлки роды начались, а ей ещё через месяц только рожать надо было. Я уж, думала, оба пропадут: и мать, и младенец. А так хоть мальчик выживет, может.