Книга утраченных сказаний. Том I
Шрифт:
Эриол же шел с юга, и прямая дорога лежала перед ним — с одной стороны огражденная высокой стеною серого камня, увитой поверху цветами; тут и там над стеною нависали огромные темные тисы. В просветах между ними увидел Эриол, идя по дороге, как засветились первые звезды — об этом впоследствии пел он в песне, что сложил в честь дивного города.
И вот оказался он на вершине холма, среди домов, и, словно бы случайно, свернул на извилистую улочку и прошел чуть ниже по западному склону холма — там привлек его взгляд маленький домик с множеством аккуратно занавешенных окошек — однако сквозь занавеси пробивался теплый, ласкающий глаз свет, словно внутри царили радость и покой. Тогда сердце Эриола затосковало по доброй компании, и тяга к странствиям оставила его — повинуясь желанию более властному, он свернул к
— Невелико это жилище, но еще меньше те, что живут в нем — ибо всякий входящий должен быть совсем мал, либо по желанию своему и доброй воле уменьшиться в росте, стоя на пороге.
Тогда отвечал Эриол, что с превеликой охотой вошел бы внутрь и просил бы на ночь гостеприимства у Вайрэ и Линдо, буде на то их согласие, и что не сможет ли он по желанию своему и доброй воле уменьшиться до необходимых размеров здесь же, на пороге. Тогда сказали ему: «Входи», и Эриол ступил внутрь — и что же? — дом показался ему весьма просторным и восхитительным несказанно; и хозяин дома, Линдо, и жена его, Вайрэ, вышли приветствовать гостя, и радостнее стало у Эриола на душе, нежели когда-либо на протяжении всех его странствий, хотя с тех пор, как пристал он к Одинокому Острову, немало счастливых минут изведал он.
Когда же Вайрэ приветствовала его, как подобает, а Линдо расспросил гостя об имени его, и откуда пришел он, и куда держит путь, Эриол назвался Чужестранцем, и рассказал, что прибыл от Великих Земель[прим.2], а путь держит туда, куда уводит его тяга к дальним странствиям, в огромном зале накрыли стол для вечерней трапезы, и Эриола пригласили туда. В трапезной же, невзирая на лето, зажжены были три очага — один в дальнем конце комнаты и еще два по обе стороны от стола; если не считать их света, в тот миг, когда вошел Эриол, в зале царил мягкий полумрак. Но в этот миг многие вошедшие следом внесли свечи всех размеров и форм в причудливых подсвечниках — одни были из резного дерева, другие — чеканного металла. Их расставили как придется на главном столе и на тех, что размещались по бокам.
В этот миг где-то в глубине дома громко и мелодично прозвучал гонг, и тотчас же вслед за тем зазвенел смех многих голосов и послышался топот маленьких ножек. Тогда сказала Вайрэ Эриолу, видя, что на лице его отразилось радостное изумление:
— Это — звук Томбо, Гонга Детей, что находится за пределами Зала Вновь Обретенной Игры; гонг звонит единожды, призывая сюда детей в час трапезы, для еды и питья, и трижды — призывая в Комнату Пылающего Очага, когда наступает время рассказов.
И добавил Линдо:
— Если при одном ударе гонга в переходе раздается смех и звук шагов, то вечерами, после трех ударов, стены сотрясаются от веселого хохота и топота. Это — счастливейший миг для Сердечка, Хранителя Гонга, как сам он уверяет, — а в старину изведал он немало радости, года же его невозможно счесть, так древен он, хотя по — прежнему весел душою. Он плыл на «Вингилоте» вместе с Эарэндэлем в том последнем странствии, когда надеялись они отыскать Кор. Звук этого Гонга в Тенистых Морях пробудил Спящую в Жемчужной Башне, что стоит далеко на западе, на Сумеречных Островах.
Жадно внимал Эриол этим словам, ибо казалось ему, будто новый, дивный мир открывается перед ним, и ничего более не слышал он, пока Вайрэ не пригласила его сесть. Тогда он поднял взгляд, и что же? — всю залу, все скамьи и стулья, что были в ней, заполнили дети, разные лицом, и ростом, и видом; а между ними там и тут разместились сотрапезники всех возрастов и нравов. В одном только все они были похожи: в каждом лице отражалось неизбывное счастье, озаренное радостным предвкушением новых восторгов и веселых минут. Мягкий свет свечей играл на лицах; он вспыхивал
И отвечал ему Линдо:
— Узнай же, что сегодня или, скорее, вчера ты вступил в пределы того края, что зовется Алалминорэ, или «Земля Вязов», гномы же называют его Гар Лоссион, или «Край Цветов». Он считается срединной и прекраснейшей частью острова, первым же среди городов и деревень почитают Коромас или, как некоторые зовут его, Кортирион — тот самый город, где сейчас находишься ты. Поскольку стоит он в самом сердце острова и еще из-за высоты его могучей башни те, что говорят о нем с любовью, называют город Цитадель Острова или даже Цитадель Мира. Не только великая любовь тому причиной: весь остров обращается к здешним жителям за мудрым советом и наставлением, за песней и знанием; здесь же, в огромном корине вязов живет Мэриль-и-Туринкви. (Корин же — это огромная изгородь в форме круга из камня, колючего кустарника или даже деревьев, внутри которой земля покрыта зеленым дерном). Мэриль происходит из рода Инвэ, прозванного гномами Инвитиэль; он был Королем над всеми эльдар, в ту пору, когда жили они в Коре. Так было встарь, еще до того, как, услышав плач мира, Инвэ увел народ свой в земли людей; но это — события великие и скорбные; о том же, как эльдар пришли на этот дивный одинокий остров, я, может статься, расскажу в другой раз.
Но, спустя много дней, Ингиль сын Инвэ, видя, что край этот радует глаз, остался здесь, а с ним — самые прекрасные и мудрые, самые веселые и великодушные из эльдар[прим.3]. В числе многих других сюда пришел мой отец Валвэ, что отправился вместе с Нолдорином на поиски гномов, а также и отец жены моей Вайрэ, Тулкастор. Он был из народа Аулэ, но долго прожил среди Прибрежных Флейтистов, солосимпи, и потому пришел на остров одним из первых.
И вот Ингиль выстроил огромную башню[прим.4] и назвал город Коромас или «Приют Изгнанников Кора», однако из-за этой башни город ныне чаще называют Кортирион.
К этому времени трапеза подошла к концу; тогда Линдо наполнил чашу, а вслед за ним — Вайрэ и все собравшиеся в зале; но Эриолу он сказал так:
— То, что наливаем мы в чаши, зовется лимпэ, напиток эльдар, юных и старых; благодаря ему сердца наши остаются молоды и песни рождаются на устах; но напиток этот предлагать я не вправе: только Туринкви позволено давать его тем, что не принадлежат к народу эльдар. Вкусивший же его должен навсегда остаться с эльдар Острова — до тех пор, пока те не выступят в путь на поиски утраченных семейств этого народа.
Тогда Линдо наполнил чашу Эриола — но наполнил ее золотистым вином из старого бочонка гномов; и все поднялись с мест и осушили чаши «за Исход и за то, чтобы вновь зажглось Волшебное Солнце». Тут трижды прозвучал Гонг Детей, и в зале поднялся радостный шум, и в конце зала, там, где не было очага, распахнулись огромные дубовые двери. Многие взяли в руки со стола свечи, укрепленные в высоких деревянных подсвечниках, и подняли их над головою, прочие же смеялись и весело переговаривались промеж себя. И вот толпа расступилась в обе стороны так, что образовался проход, по которому прошли Линдо, Вайрэ и Эриол; когда же они переступили порог, остальные последовали за ними.