Книга утраченных сказаний. Том I
Шрифт:
Утраченные Сказания так никогда и не достигли формы, которая показалась бы отцу подходящей для их опубликования, и даже не приблизились к ней. Сказания были экспериментальной и подготовительной работой. Затрепанные тетради, в которые они записывались, были отложены в дальний угол и годами не открывались. Превращение их в печатную книгу поставило перед редактором целый ряд щекотливых вопросов. Во-первых, сами по себе рукописи далеки от идеала — отчасти из-за того, что большая часть текста написана карандашом на скорую руку, и теперь местами предельно неудобочитаема, требуя лупы и большого, не всегда вознаграждаемого терпения. Кроме того, иногда отец стирал исходный карандашный текст и по тому же месту записывал исправленную версию чернилами. Поскольку в этот период он чаще использовал сшитые тетради, а не
Во-вторых, не все Утраченные Сказания писались последовательно, одно за другим, следуя логике повествования. Отец неизменно начинал новую перестройку и переделку, не завершив работу над предыдущей версией. Падение Гондолина было сочинено первым из сказаний, поведанных эльфами Эриолу, а Сказание о Тинувиэль — вторым, однако события этих легенд происходят ближе к концу всей истории. С другой стороны, их сохранившиеся тексты — результат более поздних переделок. В некоторых случаях первоначальные варианты просто нечитабельны; в некоторых они сохранились полностью или частично. Иногда существует только предварительный набросок, а иногда связное повествование отсутствует вообще — есть только заметки и наметки. После многочисленных экспериментов я убедился, что нет другого разумного подхода, кроме как выстроить Сказания согласно последовательности событий.
И наконец, по мере развития Сказаний изменялись взаимоотношения, вводились новые концепции, а шедшая параллельно эволюция языков приводила к непрерывным изменениям в именах.
В издании, которое, подобно настоящему, останавливается на всех этих сложностях, не пытаясь их искусственно сгладить, и потому неизбежно является запутанным и нелегким для понимания, читатель ни на мгновение не остается наедине с текстом. Я попытался сделать Сказания доступными и последовательными, одновременно предоставив полное и точное описание реальной текстологической ситуации для тех, кому это интересно. Для этого я свел к минимуму число примечаний к текстам, руководствуясь следующими правилами:
— все многочисленные изменения имен фиксируются, но не отмечаются особо при каждом появлении в тексте, а собираются в конце сказания (ссылки на имена можно найти в Указателе);
— почти все примечания к содержанию текста сжаты и сведены в комментарий или короткий очерк, сопровождающий каждое сказание;
— почти все лингвистические комментарии (касающиеся, прежде всего, имен) собраны в конце книги, в приложении «Имена и Названия в Утраченных Сказаниях», из которого можно почерпнуть богатую информацию относительно ранних стадий развития «эльфийских» языков;
— нумерованные примечания ограничиваются, главным образом, вариантами и разночтениями, обнаруживающимися в других текстах, так что читатель, не желающий беспокоить себя по этому поводу, может читать Сказания в уверенности, что это почти все, что он пропускает.
Комментарии охватывают ограниченный круг вопросов, затрагивая почти исключительно подоплеку того, о чем идет речь, в контексте самих Сказаний и в сравнении с Сильмариллионом. Я воздерживался от обсуждения параллелей, источников, взаимных влияний и почти полностью обошел молчанием сложности превращения Утраченных Сказаний в Сильмариллион (так как попытка обозначить этот процесс хотя бы пунктиром увела бы, я думаю, слитком далеко), рассматривая проблему упрощенно, как переход от одной фиксированной точки к другой. Я не претендую на абсолютную точность и правильность своего анализа; наверняка есть такие подсказки к решению головоломных загадок Сказаний, которые я пропустил.
Все тексты приводятся в виде, максимально близком к рукописи. Молча исправлялись только самые незначительные и очевидные ошибки; неуклюже построенные или грамматически несогласованные предложения, встречающиеся в тех фрагментах Сказаний, которые не продвинулись далее первого скорописного наброска, я оставлял как есть. Я дал себе большую волю в расстановке знаков препинания, ибо при бысгром письме отец
Напоследок замечу, xто издание Книги Утраченных Сказаний в виде двухтомника связано исключительно с ее объемом. Издание задумывалось как единое целое, и я надеюсь, что второй том увидит свет нс позже, чем через год после первого. Однако у каждого тома свой собственный указатель и приложение «Имена и названия в Утраченных Сказаниях». Второй том содержит Сказания, наиболее интересные во многих отношениях: Тинувиэль, Турамбар (Турин), Падение Гондолина и Сказание о Науглафринге (Ожерелье Карлов), а также наброски к Сказанию об Эарэндэле и заключительную часть работы, и, наконец, Эльфвине из Англии.
I
ДОМИК УТРАЧЕННОЙ ИГРЫ
На обложке одной из пришедших ныне в весьма потрепанный вид «Тетрадей для школы», в которых содержатся некоторые из Утраченных Сказаний, мой отец записал: «Домик Утраченной Игры, введение к Книге Утраченных Сказаний»; там же, на обложке, почерком моей матери проставлены инициалы Э.М.Т., и число, 12 февр. 1917 г. В эту тетрадь мать переписала повесть набело с чернового отцовского наброска, сделанного карандашом на отдельных листах, вложенных в ту же тетрадь. Таким образом, дату создания этой легенды можно отнести к периоду до зимы 1916—17 гг. (хотя, возможно, это не так). Переписанный начисто вариант в точности соответствует первоначальному тексту; последующие изменения, по большей части незначительные (в том, что не касается имен), вносились уже в чистовик. Текст приводится здесь в окончательном варианте.
Так случилось однажды, что некоего странника из дальних краев, наделенного великой любознательностью, желание узнать новые земли и обычаи живущих там неведомых народов увело на корабле далеко на запад, до самого Одинокого Острова, или Тол Эрэссэа на языке фэери, гномы[прим.1] же называют его Дор Файдвэн, Земля Избавления, и достославное предание сложено о нем.
Как-то раз, после долгих странствий, когда во многих окнах засветились вечерние огни, пришел он к подножию холма на бескрайней лесистой равнине. Он был уже совсем близок к середине острова; немало дорог исходил он, останавливаясь на ночлег во встреченных поселениях, будь то маленькая деревушка или целый город, в час, когда зажигают свечи. В эту пору жажда нового стихает даже в сердце скитальца; тогда даже сын Эарэндэля, каковым и был этот странник, обращается мыслями скорее к ужину и отдыху и вечерним рассказам у огня перед сном.
Пока же стоял он у подножия невысокого холма, налетел легкий ветерок, и грачиный выводок пронесся над головою его в прозрачном, недвижном воздухе. Солнце уже зашло за ветви вязов, что росли на равнине насколько хватало глаз; последние золотые отблески уже погасли среди листвы и, тихо скользнув через поляны, задремали меж корней, чтобы видеть сны до рассвета.
Грачи же, криком возвестив о своем возвращении и стремительно развернувшись, слетели к гнездовьям в ветвях высоких вязов на вершине холма. Тогда подумал Эриол (ибо так называли его впоследствии жители острова, что означает «Тот, кто грезит в одиночестве», о прежних же его именах в истории этой не говорится ни слова): «Близок час отдыха, и хотя не знаю я даже имени этому дивному на вид городу на холме, там стану искать я приюта и ночлега, и не пойду дальше до утра — может статься, что и утром не уйду я, ибо благоуханны здешние ветра, а место это радует глаз. Сдается мне, хранит сей город в сокровищницах своих и дворцах, и в сердцах тех, кто живет в пределах его стен, немало древних, чудных и прекрасных тайн».