Книга утраченных сказаний. Том I
Шрифт:
Что касается «Сильмариллиона», передо мной было три пути. Я мог неопределенно долго откладывать его публикацию на том основании, что это незавершенное произведение, не свободное от противоречий. Мог принять эту работу как есть и, цитируя свое предисловие к ней, «попытаться представить все разнообразие материалов, чтобы показать «Сильмариллион» как творческий процесс, последовательно развивавшийся на протяжении более чем полувека». В этом случае, как я писал в Неоконченных Сказаниях (с. 1 ), он выглядел бы «как комплекс ветвящихся текстов, связанных между собой комментариями» — предприятие, более грандиозное, чем может показаться из этих слов. В итоге я выбрал третий путь — «выработать единый текст, отбирая и упорядочивая фрагменты таким образом, чтобы получить наиболее последовательное и внутренне согласованное, на мой взгляд, повествование». После того как это решение, наконец, было принято, вся редакторская работа — моя и помогавшего мне Гая Кэя — была направлена на то, чтобы в соответствии с указанием отца в письме 1963 года «легенды… переработать и согласовать друг с другом… [и] увязать с Властелином
Как бы ни оценивать все это, результат, которого я никак не предвидел, заключался в том, что к запутанности самого «Сильмариллиона» добавилась неопределенность его возраста. Камнем преткновения и источником многих недоразумений стали вопросы о том, рассматривать ли его как «раннего» или «позднего» Толкина, или как их смесь в какой-то пропорции; какова степень редакторской правки, перестановок (или даже дописывания). Профессор Рэндел Хелмс в книге Толкин и Сильмарили (с.93) поставил вопрос таким образом:
«Любой, кто подобно мне интересуется развитием Сильмариллиона, захочет ознакомиться с Неоконченными Сказаниями — и не только потому, что они интересны сами по себе, но и потому, что соотношение между ними и Сильмариллионом служит классическим примером к извечному вопросу литературоведения: что же на самом деле является литературным произведением? То, что создал (или намеревался создать) автор, или же то, что в конечном счете выходит из-под редакторского карандаша? Для действующего критика проблема становится особенно острой, когда (как произошло с Сильмариллионом) писатель умирает, не закончив работу, и оставляет разные версии некоторых ее частей, которые затем, в том или ином виде, публикуются. Какую версию критик должен считать «настоящей»?»
Он, однако, говорит также: «Кристофер Толкин в данном случае помог нам, честно признав, что Сильмариллион в доступном нам виде — творение не отца, но сына». Это серьезное недоразумение, причиной которого послужили мои слова.
Опять же, профессор Шиппи, принимая на с. 169 мои заверения в том, что в опубликованной версии остался «почти весь» «Сильмариллион» образца 1937 года, в другом месте, тем не менее, явно не желает видеть его ничем иным, как «поздним» или даже последним произведением автора. В статье же Констанс Б. Хайетт «Текст Хоббита: разбирая пометки Толкина» (English Studies in Canada, VII, 2, Summer 1981) делается вывод: «на самом деле предельно ясно, что в тени Сильмариллиона мы никогда уже не сможем различить последовательные этапы развития авторского замысла».
Однако при всех сложностях и неясностях не вызывает сомнения тот очевидный факт, что для создателя Средиземья и Валинора все их эпохи, страны и обитатели взаимосогласованы и неразрывно связаны вне зависимости от художественной формы и от того, как преображались отдельные части замысла на протяжении всей его жизни. Он хорошо понимал, что многие, с удовольствием прочитавшие Властелин Колец, никогда не захотят видеть в Средиземье что-то большее, чем просто декорацию пьесы, и будут наслаждаться ощущением «глубины», вовсе не желая нырять до дна. Но эта «глубина» — не фокус, наподобие полки с декоративными книжными корешками, за которыми нет собственно книг; а квэнья и синдарин — это полноценные языки. Мы имеем полное право исследовать этот мир вне зависимости от литературоведческих соображений, и попытка самым подробным образом выяснить его устройство, начиная с мифа о Сотворении, будет совершенно правильной. При этом каждый обитатель, каждая деталь выдуманного мира, уже в силу того, что они показались существенными его автору, достойны внимания: Манвэ или Фэанор ничуть не меньше, чем Гандалв или Галадриэль; Сильмарили не меньше, чем Кольца. Великая Музыка, иерархия божеств, обиталища валар, судьба Детей Илуватара являются деталями, необходимыми для восприятия целого. В принципе, такие исследования вполне законны; они основываются на отношении к вымышленному миру как к предмету наблюдения и изучения, который ничуть не хуже множества других предметов наблюдения и изучения в нашем слишком невымышленном мире. Опираясь именно на эти соображения и зная, что другие разделяют их, я подготовил сборник, получивший название Неоконченные Сказания.
Но авторское видение его собственного детища исподволь, постепенно смещалось, меняло очертания и расширялось. Только в Хоббите и Властелине Колец части творения и были запечатлены в книге при жизни творца. Поэтому исследовать Средиземье и Валинор — сложная задача: объект изучения не стабилен, но существует во времени, так сказать, в продольном разрезе (при жизни автора), а не только в поперечном разрезе, как напечатанная книга, которая более не подвергается существенным изменениям. Публикацией «Сильмариллиона» «продольная» история была рассечена поперек, что придало ей подобие законченности.
Это довольно сумбурное обсуждение — попытка осветить основные мотивы, побудившие меня к опубликованию Книги Утраченных Сказаний. Она представляет первый этап «продольной» истории Средиземья и Валинора, когда мощное укрупнение географического масштаба, как бы растягивающее карту во все стороны от центра и отодвигающее Бэлэрианд все дальше на запад, было еще делом далекого будущего; когда и речи не шло о Древних Днях, завершившихся затоплением Бэлэрианда, ибо не было представления о других
Книга Утраченных Сказаний была начата отцом в 1916—17 годах, во время Первой мировой войны, когда ему было двадцать пять лет, и оставлена незавершенной несколькими годами позже. Она служит отправной точкой истории Валинора и Средиземья, по крайней мере, если говорить о полноформатных произведениях. Однако, прежде чем Сказания были закончены, отец обратился к сочинению поэм — Лэ о Лэйтиан (история Бэрэна и Лутиэн) в обычных рифмованных строфах и Дети Xурина в технике аллитерационного стихосложения. Повторно работа над мифологией в прозе началась с новой отправной точки 12 — весьма краткого конспекта, или «Наброска», как его называл отец, написанного в 1926 году и предназначенного служить лишь в качестве фона, необходимого для понимания второй поэмы. Дальнейшая прямая линия развития прозаической формы ведет от «Наброска» к «Сильмариллиону», который был почти готов к ноябрю 1937 года, когда отец оборвал работу над ним, чтобы отослать — как есть — в издательство Allen and Unwin. Существуют, однако, важные ответвления и вспомогательные тексты, созданные в 30-е годы, такие как Анналы Валинора и Анналы Бэлэрианда (фрагменты которых сохранились также в переводе на древнеанглийский, сделанном Эльфвине (Эриолом)), принадлежащее Румилю космологическое описание, называемое Амбарканта, [12] «Очертания Мира», и Ламмас, или «Описание языков» Пэнголода из Гондолина. После этого история Первой Эпохи была отложена на многие годы, до завершения работы над Властелином Колец, но непосредственно перед публикацией последнего отец с большой энергией вернулся к «Сильмариллиону» и связанным с ним произведениям.
12
Только в случае Музыки Айнур имеет место прямое развитие, от рукописи к рукописи, от Книги Утраченных Сказаний к более поздним вариантам; ибо Музыка Айнур вычленялась из мифологии и развивалась как независимое произведение.
Двухтомник Утраченных Сказаний станет, как я надеюсь, началом серии, в которой история продолжится этими более поздними произведениями в стихах и прозе. В надежде на это я снабдил книгу серийным заголовком, рассчитанным на то, чтобы под него подходило всё, что может появиться в дальнейшем, хоть я и опасаюсь, что «История Средиземья» может звучать чересчур амбициозно. В любом случае данный заголовок не предполагает «Истории» в обычном смысле слова. В мои намерения входит публикация законченных или почти законченных текстов, так что книги будут больше похожи на ряд переизданий. Главной целью я ставил себе не распутывание каждой отдельной ниточки, а ознакомление читателей с теми произведениями, которые могут и должны восприниматься как целостные.
Мне всегда было крайне интересно следить за развитием этой долгой истории, и я надеюсь, что те читатели, кому по душе такого рода штудии, разделят этот интерес к коренным ли трансформациям сюжета и космологии или к такой детали, как явление остроглазого Лэголаса Зеленого Листа еще в сказании о Падении Гондолина. Однако эти старые рукописи интересны не только для выяснения источников замысла. Здесь можно найти многое такое, от чего отец не отказывался окончательно (насколько это вообще можно утверждать), ведь не следует забывать, что «Сильмариллион», ведя свое происхождение от «Наброска» 1926 года, писался как краткое изложение, конспект, излагающий суть гораздо более объемных произведений (будь то существующие или только задуманные). Откровенно архаичную манеру письма, избранную для этой цели, нельзя назвать напыщенной. Этот стиль полон достоинства и силы и как нельзя лучше подходит для выражения волшебной и загадочной сущности ранних эльфов, но легко оборачивается саркастической насмешкой над Мэлько или над занятиями Улмо и Оссэ. Последние временами выставляются в комическом свете и тогда описываются живым разговорным языком, который не вынес серьезности позднего «Сильмариллиона». Так, Оссэ, прикрепляя острова к океанскому дну, «носится… весь в пене, по горло в море дел», утесы Тол Эрэссэа, обживаемые первыми птицами, «полнятся гомоном и запахом рыбы, а на уступах скал… собираются огромные птичьи базары»; когда же Прибрежные Эльфы, наконец, доставлены через океан в Валинор, Улмо, ко всеобщему изумлению, «едет позади в своей запряженной рыбами колеснице и громко трубит в знак посрамления Оссэ».