Книга Вечной Премудрости
Шрифт:
Господи, когда задумываюсь я в одиночестве своем о возвышенном прославлении Тебя, сердце мое замирает во мне, и исчезают все мысли мои, и не хватает мне слов, и все силы мои оставляют меня. Но когда, о непостижимое Благо, хочу я славить Тебя, начинает светить во мне нечто мне неизвестное, что никто не может выразить словами. Ибо когда дохожу я до прекрасных творений, до высших духов, до чистых сущностей, то постигаю, что превосходишь Ты всех несказанно. И когда проникаю я взором в глубины собственного Твоего Блага, тогда, Господи, ничтожными оказываются все славословия из-за малости их. Господи, когда взираю я на прекрасные живые образы, когда смотрю на прелестные творения, то говорят они сердцу моему: Смотри, сколь воистину благ Тот, от Кого произошли мы и от Кого возникает всяческая красота. Исследовал я небо и землю, мир и преисподнюю, леса и поля, горы и долины, и все они пели возвышенное песнопение непостижимой славе Твоей. И когда вижу я, сколь непостижимо прекрасно и упорядоченно устроил Ты все, и дурное, и хорошее, умолкаю я. Но если, Господи, подумаю я о том, что Ты – достославное Благо, что Ты – Тот, Кого избрала душа моя и Кого приняла она сама как единственного Возлюбленного своего, сердце мое может разорваться в клочья еще до того, как воспою я славу Тебе.
Ах, Господи, воззри ныне на внутреннее устремление сердца моего и души моей и научи меня славить Тебя, научи славить
ВЕЧНАЯ ПРЕМУДРОСТЬ: Желаешь ли ты подобающим образом славить Меня?
СЛУЖИТЕЛЬ: О Господи, вопрос Твой ставит меня в недоумение. Ты ведаешь все сердца и знаешь, что сердце мое во мне желало бы обратиться истинным желанием славить Тебя, которое владело мною от дней младенчества моего.
ВЕЧНАЯ ПРЕМУДРОСТЬ: «Праведным прилично славословить» [388] Меня.
388
Пс 33 (32), 1.
СЛУЖИТЕЛЬ: Ах, Господи, вся праведность моя покоится на безмерном милосердии Твоем. Любезный Господи, славят Тебя и лягушки в пруду, хотя не могут петь они, а только квакают. Ах, дражайший Господи, ведаю я и познал вполне, кто я есть, и что подобает мне скорее молить Тебя о прощении грехов моих, нежели петь славу Тебе. И все же, непостижимое Благо, не пренебреги моим, червя ничтожного, желанием славословить Тебя. Тебя, Господи, славят наипрекраснейшие херувимы, серафимы и бесчисленные сонмы высших духов. Но и они, ограниченные творения, что могут сделать пред лицом Твоей непроницаемой для всякой славы, бесконечной божественности? Не нуждаешься Ты, Господи, ни в каком творении, но непостижимая благость Твоя принимает тем больше, чем больше отдаешь Ты Себя тем, кто это не заслужил.
ВЕЧНАЯ ПРЕМУДРОСТЬ: Тот, кто думает, что может славословить Меня в соответствии с Моей божественностью, пытается догнать ветер и поймать собственную тень. Но тебе и всем творениям можно славить Меня по силам своим. Ибо нет и никогда не будет ни одного творения, ни большого, ни малого, ни хорошего, ни плохого, которое было бы неспособно славить Меня или постигать Меня как достойного славы. И чем более соединяются они со Мной, тем более достойным славы предстаю Я им. И чем ближе славословия твои славе в вечности, тем славнее они для Меня. А славословия тем ближе вечной славе, чем свободнее они от всех представлений тварных и едины со Мной в подлинном благоговении. Слуху же Моему милее не одни только слова, но внутреннее созерцание, и приятнее не громкие стенания, но воздыхание, из сердца исходящее. Преисполнившись смирения пребывать в подлинном самоуничижении перед Богом и всеми людьми и ничего не желать – это звучит для меня отраднее, чем все прекрасные звуки [389] . Никогда на земле не был Я настолько достоин славы Отца Своего, чем тогда, когда умирал Я на Кресте. Многие люди возносят хвалу Мне, лишь произнося красивые слова, но сердца их далеки от Меня, и хвала их для Меня – ничто. Иные возносят хвалу Мне, покуда у них все хорошо; когда же дела их начинают идти плохо, прекращаются и славословия их. Так что хвала их неприятна Мне. Но драгоценным пред Моими очами божественными является то восхваление, когда прославляешь ты Меня всем сердцем, словами и делами своими, и в страдании так же точно, как и во дни счастливые, как тогда, когда все против тебя, так и тогда, когда все у тебя хорошо – и тогда думаешь ты обо Мне, а не о себе.
389
Содержательно это высказывание Генриха Сузо о самоуничижении перед Богом и всеми людьми интересно сравнить с позицией другого представителя немецкой мистики – Иоанна Таулера. В проповеди «Qui spiritu dei aguntur, hii filii dei sunt» (Vetter Pr. 43: Die Predigten Taulers, Aus der Engelberger und der Freiburger Handschrift sowie aus Schmidts Abschriften der ehemaligen Strafiburger Handschriften / Hrsg. F. Vetter. Berlin, 1910, S. 187, 13–16) Таулер говорит о послушании, делая акцент на социальной перспективе этой добродетели, имеющей значение не только для монахов, но также и для мирян: «Also sol der mensche sich under werffen einem ieklichen; in sol dunken das alle menschen rechter haben wan er, und sol sich gegen nieman setzen in deheiner wise, und losse einen ieklichen recht haben. Denne in sol von grunde des dunken das alle menschen rechter haben wan er» («Человеку следует слушаться каждого с той мыслью, что все люди – более праведные, чем он, и не противиться никому, считая других праведными, и в основном надлежит ему думать о том, что все люди праведнее его»). Добродетель послушания становится тем самым для Таулера нравственной максимой, имеющей не столько практический характер, сколько метафизически-экземпляристский и формально-нормативный смысл. Она раскрывает фундаментальные закономерности человеческого бытия, в частности – коммуникативную природу человеческой социальности. В самом деле, в своей концепции Таулер опирается на метафизическую позицию экземпляризма, с точки зрения которого евангельские добродетели понимаются как образец, как идеальная модель поведения, приводящая человека к непосредственному единству с Божественной сущностью. Свою позицию этического экземпляризма в понимании добродетели послушания Таулер кратко формулирует в другой проповеди: «Den sol man sich under werffen und gehorsamen und nut usser im selber leben» («Следует покорить себя и быть послушным, а не жить внешне», Vetter 223, 29–30). Конкретным практическим руководством в приведенной формулировке этот тезис, конечно, из-за своей радикальности быть не может. Таулер, по-видимому, и не имеет это в виду, дважды повторяя, что речь идет о том, о чем человек, вступая в отношения с другими людьми, должен, прежде всего, думать, т. е. о радикальной позиции сознания. С практической же точки зрения основанное на такой позиции сознания поведение будет, в отличие от слов, истинным воспеванием славы Богу.
СЛУЖИТЕЛЬ: Господи, не страданий желаю я от Тебя, и не могу объяснить, какова причина этого. Но желаю я – по устремлению своему сердечному вечно славить Тебя – отказаться теперь от собственной воли своей, ибо сам я из себя самого никогда не смогу получить Тебя. Покрой меня, Господи, дабы сделался я презреннейшим человеком на этой земле: от любви к славе Твоей хочу я претерпеть это. Господи, вот что хотел бы я получить ныне по благодати Твоей: чтобы обвинили меня в величайшем преступлении, какое когда-либо совершал человек, так чтобы каждый, кто увидит меня, плюнул бы мне в лицо. Это, Господи, охотно претерпел бы я во славу Тебе – лишь бы только в глазах Твоих оставался я невинным. Если же буду я пред Тобою виновен, то желал бы претерпеть и это во славу благороднейшей справедливости Того, почитание Кого мне в тысячу раз любезнее,
390
Ср.: Лк 23, 41–2.
И потому, Господи, обними меня и прижми к себе – хоть ненадолго, хоть надолго. Таково желание сердца моего. Более того: если бы должен был я прямо сейчас расстаться с этим миром и если бы к вящей славе Твоей должен был бы я пятьдесят лет гореть в чистилище, пал бы я ниц к ногам Твоим, вознося славу Тебе, и принял бы это добровольно во имя вечной славы Твоей. Благословенно чистилище, в котором преисполнится мною слава Твоя! Господи, Ты, но не я, Ты в мыслях моих, Тебя люблю я, Тебя ищу я, не себя. Тебе, Господи, известно все, Ты ведаешь все сердца и знаешь, что серьезны слова мои. И даже если бы знал я, что должен навсегда остаться на самом дне ада, то и тогда не захотел бы отречься от Тебя, сколь бы не было беспомощному сердцу моему печально сделаться отлученным от драгоценного созерцания Тебя. И если бы мог я отплатить за потерянное всеми людьми время, загладить прегрешения их и возместить за все то бесчестие, которое было допущено в отношении Тебя, достойной платой и честью, то охотно бы сделал это. И если, несмотря ни на что, было бы это возможно, вознес бы я с самого дна ада прекрасную песнь Тебе, которая прошла бы сквозь ад, сквозь землю, воздух и все небеса, покуда не достигла бы божественного слуха Твоего. Но поскольку это невозможно, желаю я как можно больше славить Тебя здесь, чтобы как можно больше радоваться здесь, вознося славу Тебе.
Господи, поступай со мной, бедным творением Своим, так, чтобы это приличествовало славе Твоей, ибо что бы ни происходило, хочу я славить Тебя, покуда дышат уста мои. И если даже не смогу я более говорить, то желаю я, чтобы движение поднятых пальцев моих выражало и посылало бы Тебе всю ту славу, которую когда-либо воссылал я Тебе. И если плоть моя рассыплется в прах, хочу я, чтобы от каждой пылинки поднималась слава непостижимая, пронизывающая крепкие камни и все небеса, и представала бы перед божественным взором Твоим, покуда в день Страшного Суда плоть моя и душа моя не соединятся снова, славя Тебя.
ВЕЧНАЯ ПРЕМУДРОСТЬ: Будь упорен в этом стремлении до самой кончины, и это станет лучшей Мне славою.
СЛУЖИТЕЛЬ: Если Ты, драгоценный Господи, благоволишь принять славу от меня, бедного грешника, то удостоверь это в отношении следующих вещей: нужно ли Тебе также и внешнее прославление в словах и песнопениях?
ВЕЧНАЯ ПРЕМУДРОСТЬ: Это также необходимо, и тем больше, чем сильнее оно может поощрять внутреннего человека, что и происходит часто, особенно у начинающих.
СЛУЖИТЕЛЬ: Это, любезнейший Господи, заставляет меня крепко – ибо то, что предстоит делать в вечности, лучше начинать заблаговременно – пробудиться к упорному прославлению Тебя, такому, чтобы не прерывалось оно ни на мгновение. Преисполненный такого порыва, часто говорил я: Ах, небо, куда спешишь ты? Почему бежишь так быстро? Я хочу, чтобы остановилось ты там, где ты сейчас, покуда не вознесу я славу избранному, любезному Господу моему так, как желает того сердце мое. Господи, если только на краткий миг перестану я славить Тебя, так скажу я, когда снова приду в себя: Ах, Господи, тысячу лет прошло с тех пор, как я последний раз думал о Тебе, Возлюбленном моем! Ныне же, любезный Господи, научи меня, насколько возможно, как мне постоянно и беспрерывно славить Тебя, покуда тело мое и душа моя еще пребывают вместе.
ВЕЧНАЯ ПРЕМУДРОСТЬ: Тот, у кого Я постоянно в мыслях, кто блюдет себя от грехов, кто упражняется в добродетелях, славит Меня постоянно. Но если желаешь ты узнать о высочайшей славе, слушай, что еще скажу Я тебе. Душа подобна легкой пушинке: если она ни к чему не привязана, то естественная ее подвижность увлекает ее ввысь, к небу; но если что-то тяготит ее, падает она вниз. Также и чистая душа при всей ее немощности благодаря естественному своему благородству и при помощи духовного созерцания восходит к вещам небесным. И если происходит так, что ум освобождается от всех плотских желаний и погружается в покой, так что все помышления в нем оказываются постоянно связанными с неизменным Благом, то такой ум славит Меня беспрестанно. Ибо высшим светом, насколько это вообще можно выразить, человеческий разум просвещается целиком, восходя от земного состояния и уподобляясь высшим духам и ангелам. И тогда что бы человек ни делал и ни совершал внешне – ел, пил, спал или бдел – все становится не чем иным, как самой славой.
СЛУЖИТЕЛЬ: Ах, любезный Господи мой, что это за восхитительное учение! Дражайшая Премудрость, желал бы я охотно, чтобы научила Ты меня еще четырем вещам. Прежде всего, где, Господи, найду я главную причину славить Тебя?
ВЕЧНАЯ ПРЕМУДРОСТЬ: В Первоисточнике всяческого Блага и в источниках, обильно из него проистекающих.
СЛУЖИТЕЛЬ: Первоначало, Господи, слишком высоко для меня и слишком неизвестно. Столь возвышенно, должно быть, славят Тебя лишь небесные духи и ангельские сердца, высокие кедры ливанские. И все же желаю я, грубый сорняк, чтобы услышана была слава моя и чтобы они, восприняв мои немощные усилия, вспомнили о своем высоком достоинстве и испытали бы в своей пресветлой чистоте побуждение восславить Тебя внутренне, подобно тому, как кукушка побуждает соловья к прекрасному пению. Но разве возможно, чтобы восславил я преизобильный поток благ Твоих? Стоит мне лишь задуматься о том, кем я был, от чего и как часто оберегал Ты меня, от каких бед и злоключений спасал Ты меня, из каких уз выпутывал Ты меня, как сердце мое, о вечное Благо, совершенно расплавляется в славе Тебе. Сколь долго, Господи, терпел Ты меня, сколь дружественно принимал меня, сколь часто, полный любви, заботливо оберегал меня и внутренне наставлял меня! И сколь бы неразумным ни был я, Ты никогда не отказывался от меня и увлек меня к Себе. Разве не должен я уже поэтому славить Тебя? Воистину, Господи, желаю я вознести к Тебе великое славословие, подобное мощному и радостному ликованию ангелов, когда стало известно им, что выдержали они испытание, тогда как другие – пали. Слава эта должна звучать пред Тобою, как славословие бедных душ, выходящих к Тебе из уз ужасного чистилища и впервые взирающих на преисполненный любви и радости облик Твой. И еще звуки славы этой должны быть для Тебя словно исходящими из чертогов небесных после Страшного Суда, когда избранные Бога будут навсегда отделены от осужденных.