Книга вторая. Мечта обретённая
Шрифт:
* * *
Просыпание застало меня в полной темноте. Некоторое время ушло на осознание места и причины пребывания, затем я попытался уснуть снова, но безуспешно. Сориентировавшись, с какой стороны большой кровати находится окно, дотянулся до занавески, оттащил в сторону. Комнату наполнил мягкий лунный свет; я явно лёг слишком рано и потому вскочил среди ночи.
Света показалось мало. Вчера вечером на тумбочке
Над дверью в комнату обнаружились часы, которые я искал вчера. Стрелки показывали на час и советовали если уж не спать, то, по крайней мере, остаться в комнате и не будить ползамка ночными шатаниями. Может, я бы и послушался, но здесь было решительно нечего делать. Судя по скромной обстановке, помещение в принципе не предназначалось ни для чего помимо удовлетворения базовых потребностей, а всё остальное гости должны были получать спускаясь вниз и включаясь в общую атмосферу.
Если верить рассказам Виграфа, в этом есть смысл, - признал я. Минут десять ушло на умывание из вполне цивилизованного водопровода, затем в шкафу, помимо кожаной брони, которую сняли с меня перед ужином и принесли сюда, был найден лёгкий домашний халат по размеру - заманчиво мягкий по сравнению с холщовой одеждой ученика Общины. Накинув его вместо рубахи и прихватив с собой лампу, я покинул комнату и отправился в путь по хитросплетениям коридоров.
Поселили меня в одной из башенок, и самое логичное направление было вниз. Но если на первых поворотах перепад высоты ощущался достаточно явно, то с определённого момента я не был уверен, что иду именно туда, откуда пришёл вчера, а не забрёл в совершенно другую часть замка. Никто из прислуги не попадался, но, наверное, к лучшему: сложно объяснить цель своих действий, когда сам не до конца её понимаешь.
Впрочем, примерно половину времени нахождения в этом мире я сталкиваюсь с данным затруднением, и ничего, жив пока.
Сзади послышались тихие шаги, и ко мне вышла Альма в свободной ночной рубашке до колен и окружённая светом от такой же, как у меня, лампы, которую она держала за кольцо двумя руками. Освобождённые от узла прямые волосы пшеничного оттенка, немного не дотягивавшие до плеч, и большие голубые глаза, в которых плескалось целое море любви и обожания, довершали образ спустившегося с неба ангела - хоть и навряд ли чтобы указать мне дорогу.
Девушка первой нарушила тишину, томно улыбнувшись:
– Заблудились, милорд?
Совладав с собой, я сглотнул и произнёс, разлепляя непослушные губы:
– Мне нужно попасть... куда-то, где я смогу дождаться Виграфа утром.
– Его светлость ещё не спит, - Альма качнула головой, - если нужно, я провожу прямо к нему.
– Да, пожалуйста.
Снова улыбнувшись, девушка прошла вперёд. Следуя за ней и остановив взгляд на тонких плечах, я пытался справиться со своим состоянием - одновременно злобой на банальные реакции, недоумением всем происходящим и тягой уйти в отрыв. Из головы не уходила мысль: если бы она ни о чём не спрашивала, просто взяла за руку и повела за собой в комнату, я бы не смог противиться и отдался на волю обстоятельствам.
–
– Спокойной ночи, - негромко, едва ли не самому себе, ответил я, получив напоследок ещё одну улыбку. Чуть встряхнул головой, приходя в себя.
Дверь оказалась тяжелее других и плотно подогнана. Как только она потеряла контакт с косяком, в щель пробились звуки музыки, тем более громкие что в коридоре стояла полная тишина. Понадеявшись, что повороты достаточно хорошо скрадывают шумы, я постарался войти побыстрее и вернул дверь на место.
Не слишком большой зал овальной формы выполнял, насколько я мог ориентироваться на свой опыт, функции гостиной. В центре стояли друг напротив друга два чуть выгнутых дивана с низким квадратным столиком посередине, перпендикулярно им в дальней широкой стене горел камин, правее виднелась дверь. Вдоль ближней широкой стены, в центре которой вошёл я, стояли книжные шкафы.
Читать при имеющемся тусклом освещении, конечно, было нельзя, но Виграф был занят другим. Избавившись от халата, он сидел на правом от меня диване, закинув одну ногу на другую, откинув назад голову и положив руку на диванные подушки, и подпевал льющейся из невидимых колонок песне. Но когда он заметил моё появление и прервался, вдруг оказалось, что голос был только его.
Плавно крутанув кистью свободной руки, Виграф заставил музыку затихнуть; ей же повёл в сторону второго дивана:
– Располагайся. Нам теперь ещё долго не уснуть.
Присев, я постарался расслабиться хотя бы примерно так же, как он, но, по-видимому, не получилось. Окинув меня внимательным взглядом, феодал заметил:
– Отдых пошёл тебе на пользу, но только частично.
– В смысле?
– Не сталкивался ли ты по пути из своей комнаты с одной хорошей девушкой, которая...
Я вспыхнул раздражением и смущением:
– Снова скажешь, что это не ты её послал?
– Маркус, - разведя руками, Виграф так сочно произнёс моё имя, что, в принципе, этим можно было и ограничиться: уж что-что, а передавать голосом эмоции у него получалось превосходно. Сейчас в нём слышались горечь и усталость.
– Мне хватает развлечений помимо издевательств над тобой и тем более сводничества. Меня интересует только то, почему ты так остро реагируешь.
– Не остро, - я решил защитить себя.
– Я вообще никак не реагирую. Сперва она бросала на меня взгляды за ужином, потом пыталась... ну, ладно, не пыталась, но наверняка хотела прийти ночью.
– Так ведь в том и дело!
– Виграф снова взмахнул руками, на этот раз с ужасом.
– На месте бедной девочки я бы места себе не находил от того, что её игнорируют. Развивать отношения или не развивать - решай сам, но одна твоя улыбка в её сторону оказалась бы ценнее сотни моих!
Я хотел поинтересоваться, не нарушаем ли мы такими разговорами ничьей тайны личной жизни, но вспомнил о звукоизоляции помещения. Пришлось продолжить.
– Давай логически. Раз я так сильно ей понравился, улыбка даст понять, что ей есть на что надеяться, и она сконцентрирует внимание на мне ещё больше. Со следующим знаком то же самое, то есть ставки раз от раза повышаются. А когда дойдёт до момента, когда возникнет объективная невозможность продолжить... Допустим, я не хочу с ней спать, потому что у меня уже кто-то есть. Ставки будут настолько высоки, что её страдания не пойдут ни в какое сравнение с тем дискомфортом, который она испытывала от отсутствия улыбок.