Книга вторая. Мечта обретённая
Шрифт:
Когда он последний раз так пил, Ресд не помнил. И вовсе не знал, испытывал ли когда-нибудь то, что испытывал.
Разумеется, он мечтал вернуться в нормальное состояние, вновь надеть броню холодного безразличия ко всему происходящему вокруг. Изнутри чуть ржавую, в царапинах, оставленных последними бессонными ночами, но зато снаружи идеально ровную и блестящую - самое то, чтобы смотреть на себя посредством зеркал. Разумеется, во время подготовки к приёму алкоголя он знал, что будет хотеть именно этого: в конце концов, это было логично и предсказуемо. И, разумеется, надевать броню было нельзя - он снял её именно для того, чтобы разобраться с накопившимся под ней, со всем, что, пользуясь прикрытием, гнило, разрушало его изнутри. Разобраться на равных,
Он не подозревал, что может испытывать столько эмоций одновременно...
Его буквально разрывало на куски. Привычного образа мыслей не существовало; маленькие стальные по цвету и плотности кубики, из которых обычно выстраивалась пирамида логической системы, исчезли, а их место заняли стеклянные звёзды с торчащими во все стороны острыми иглами. Только попробуешь поднять одну, найдёшь, как схватить не уколовшись, - и бах, в то же мгновение она взрывалась фейерверком, опаляя и ослепляя. С чувством вместо цвета: ярость, отчаяние, страх, презрение... Были ли звёзды "цвета" боли, Ресд не знал - она находилась везде.
Незавидна судьба проигравшего войну за мировосприятие, весь его выбор - из двух ролей, в какой форме принимать поражение. Либо он генерал своей армии, до конца отстаивавший перед штабом свой план действий. Разыгравший его как по нотам, отдавший последние приказы и приготовившийся уже к торжественному вхождению в стан противника, но... Увидевший вдруг, что план летит ко всем чертям. Что враг разворачивается, бьёт в упор и начинает контрнаступление, поддерживаемый неизвестно откуда взявшимися резервами. Справа, слева, отовсюду... Солдаты, поверившие было в тяжёлую -- заслуженную!
– победу, падают один за другим, и по их трупам враг идёт всё дальше и дальше, дотягиваясь даже туда, куда никогда раньше его не пускали. Штаб в шоковом оцепенении смотрит на так долго убеждавшего их генерала, который, как оказалось, сам не знал, что делает. Ведь не по злому умыслу он загнал все имеющиеся у него войска в эту ловушку? Особист качает головой: нет, не по злому. Ну, а тогда что с него взять, совесть будет его расплатой.
Но не о молчаливом осуждении штаба думает генерал, и даже не о тех, кто погиб по его вине. А о тех, кто находился всё это время непосредственно рядом с ним, кто прежде с надеждой и восхищением смотрел на него, гордясь служить под руководством умного и уважаемого всеми человека. Люди остались, чувства -- нет. Теперь он боится смотреть в глаза своим младшим чинам, адъютантам, секретарю, шофёру, ибо знает, что увидит там. И все знают. И открыто обсуждают меж собой: вот ведь как, обманул их баловень судьбы, притворился гением военной мысли, а никто не распознал его, пока всё это не случилось.
Либо он мог быть шпионом. Глубоко законспирированным, находившимся среди врагов день и ночь, евшим, пившим и ублажавшимся с ними -- и всё это время думавшим только о том, когда начнут падать, наконец, на их города бомбы. Когда умрут эти твари, из-за насмешки истории занимавшие место нормальных людей, умрут все до единого, чтобы никогда больше не быть воскрешёнными потомками даже в виде духовного наследия, губительного для сознания что личности что общества. Работавшим на них, учившимся у них, и в то же время прикладывавшим все возможные усилия чтобы приблизить драгоценный миг освобождения земли от их пакостного присутствия. Пусть даже он сам не застанет его, но - ради знания, что это произойдёт, обязательно произойдёт. Преодолевавшим любые жизненные передряги и продолжавшим жить благодаря одной только мысли, что этот миг наступит и благодаря ему тоже.
А потом в какой-то момент потерявшим самого себя прежнего и не обрётшим нового. Разочаровавшимся во всех скопом, не знавшим более, каким станет будущее, и не уверенным, что хочет это знать. Не знавшим, какая сторона за что воюет, и не желавшим выбирать ни одну из них. Не знавшим, кто он такой, и боявшимся становиться кем-либо вообще.
И получившим, когда он уже почти убедил себя в отсутствии необходимости предпринимать что-либо,
Труднее всего сейчас было сопротивляться желанию выговориться. Разговаривать вслух Ресд запретил себе несколько часов назад, придя к выводу, что это приведёт лишь к усугублению ситуации, а больше никто удовлетворить его социальные потребности не мог, по разным причинам. Естественно, вышедшие из-под контроля мысли крутились исключительно вокруг близких ему, в той или иной мере, людей, от инферналов до Правителей. Кружили коршунами над их образами и беспорядочно атаковали их: "где сейчас? чем занимается? о чём думает?".
Фауст один в лагере - Тавис всё же выполнил задание раньше отлёта Плети и смылся с последним. Либо прохлаждается, либо погружён в схемы и карты. Нравился он Ресду, нравился своей увлечённостью, преданностью любому делу, каким был занят. Если отрываться с компанией, то на полную катушку, так, чтобы всё здание, из скольких бы этажей оно ни состояло, сутки ходило ходуном и пропиталось всем, чем только можно. Если отдыхать душой, то в глубокий загул, опять же не меньше чем на сутки. В глубокий тёмный лес, где кроме птиц и мелких грызунов никого не слышно, или во дворец, лежать на крыше любоваться звёздами -- всё-таки имелось в нём что-то от интроверта-романтика. Ну, а если воевать, то до последнего существа, до последней капли крови, пота и магии, беря врага за грудки и вытрясая из него километр за километром, город за городом, не останавливаясь ни на полпути, ни даже на девяноста процентах.
Плеть в Аргентуме, временный наместник с диктаторскими полномочиями. Целиком оправдав ожидания Ресда, разбирается с местными властями, самоутверждаясь за их счёт. Немного жаль, что организация псевдосоциалистов оказалась такой неустойчивой и пошла в расход, но что делать. Надеяться на созданных не тобой значит рисковать от начала до конца, это повелитель драконов давно усвоил. Первую часть плана выполнили, и то хорошо. Теперь надо передавать бразды правления своему человеку, пусть даже он воспринимает их как бразды угнетения.
Особенно тяжёлая ночка выдалась у местного населения вчера - инферналы решили отметить возвращение Тависа. Получивший недавно по шапке за безалаберность, повелитель нежити решил на всякий случай отчитаться об этом во время утреннего звонка. Не получив, конечно же, никаких упрёков - зачем? Пусть занимается чем хочет - и всего лишь помнит, благодаря кому имеет такую возможность.
Тавис в последние дни носился по одноимённой провинции и наводил порядок в другой сфере, военной. Союзники будто знали, где самый слабый участок границы: хитрые управители из местной знати решили, что их будут опекать всю дорогу, и не только игнорировали пришедшие из штаба запросы, но и сами потребовали помощи в тяготах борьбы с контрреволюцией. Оставив лояльные подразделения почти в полном составе не в крепостях, а в самом Аргентуме, дабы восторженные и благодарные новой власти горожане не снесли её в страстном порыве с пьедестала и не разорвали на мелкие кусочки. Ресд сначала не поверил, когда Тавис позвонил ему и понёс про зажимающих со всех сторон имперцев, но чуть позже Плеть косвенно подтвердил, добыв информацию из потерявших несколько частей тела бывших членов комитета: да, юго-восточный фронт есть, да, никто им не занимался, нет, что там сейчас происходит никто не в курсе.