Книга желаний
Шрифт:
— Твой долг передо мной, перед братьями, перед предками и людьми, которые верно служили нам, твой долг — донести страшную весть до Святого престола.
— Зачем?
По выражению лица Володара, Вальрик сообразил, что вопрос глуп, и еще больше смутился.
— Лишь Святой престол способен объединить всех верующих в одну армию, один кулак, который сокрушит врага! — Недовольно пояснил князь. — Пусть же Святейший патриарх, воззвав к народу, начнет новый Крестовый поход! Ты вместе с братьями-инквизиторами и… — Володар обернулся на людей, которых готовила тварь, — и прочими воинами, немедля выступишь в путь, и будешь
— А из замка мы по воздуху выберемся? — Сварливо поинтересовалась "она". — Или святые братья продемонстрируют чудо телепортации?
Про телепортацию Вальрик не понял, о таких чудесах ему слышать не доводилось. Впрочем, Вальрик сомневался, что монахи вообще способны творить чудеса, иначе испепелили бы нападавших взглядом, а не отстреливались, как обычные люди.
— Проучить бы тебя, чтоб не ботала, — буркнул князь. — По подземному ходу выйдете. Аккурат под башней начинается.
— А ты?
— Это мой дом, и не одна сволочь не ступит на его порог до тех пор, пока я жив! Да и не окончено еще тут… поглядим, кто кого…
— Я тоже остаюсь.
Подзатыльник, отвешенный отцом, послужил решающим аргументом в пользу завершения спора. Самое обидное, что это видели все. Вальрик едва не расплакался от злости — ну почему с ним обращаются, как с ребенком? Он ведь взрослый, он имеет право решать.
Дальнейшие события он запомнил плохо. Князь втолковывал, как управлять тварью при помощи желтого браслета, а Вальрик думал лишь о том, что его снова прогоняют.
Обида некоторое время грызла изнутри, а потом выплеснулась в логичную и понятную мысль — отец снова отослал его прочь! Вся эта царственная продуманная речь про подвиги, про долг, про обязательства перед человечеством — ложь от первого до последнего слова. Его снова отсылают прочь. А это не честно! Все сражаются, а он должен бежать. Он — не трус и никогда не был им! И не станет бежать!
Цепкие лапы худого, костлявого монаха с изуродованным шрамами лицом, держали крепко. Вальрик покорно шел, все равно куда… его прогнали… снова прогнали.
И лишь увидев дыру, в которую надлежало спуститься, Вальрик понял, что следует делать. Отец отдал ему власть над Коннован? Что ж, теперь у Вальрика имеется оружие, способное спасти всех. Он-то знает, на что способна вампирша. Коннован — оружие, а Вальрик имеет право распорядится этим оружием по своему усмотрению. А значит из замка он не уйдет: Вальрик это решил твердо. И столь же твердо приказал:
— Мы возвращаемся.
Он был готов к возражениям, спорам, к чему угодно, но только не к тому, что произошло: на голову обрушилась тяжелая и болезненная темнота.
Было страшно. Никогда прежде Фоме не доводилось испытывать такого животного, стыдного страха, когда тело цепенеет, а в голове на месте слов молитвы защитнику всех людей святому Гейтсу образуется гадкая пустота, которая моментально заполняется ужасом. Если бы не брат Морли и брат Рубеус, Фома погиб бы в первые минуты боя. Но, Господи всемилостивейший, как же ему было страшно!
Но больше всего Фому поражало хладнокровие, с которым братья-монахи ввязались в схватку. Они нажимали на спусковой крючок без малейших колебаний, абсолютно не задумываясь над тем, что отнимают чужую жизнь. Мало того, брат Морли, отправляя очередного нападавшего
Когда же князь Володар повелел уходить из замка, Фома, признаться, неимоверно обрадовался и тут же устыдился этой радости, которая являлась несомненным признаком малодушия. Однако умирать было так страшно, что не помогала даже вера в вечную жизнь после смерти. Фома униженно молил Господа об отсрочке, и Великий, Всемогущий Бог внял. Здесь, под землей было тихо и спокойно, никакого хохота, никаких выстрелов, лишь шлепанье ног по полу, тяжелое дыхание соратников и невнятная брань Морли.
— Тысяча чертей, — толстяк, испустив очередное проклятие, тут же покаялся, — прости Господи, но этот мальчишка весит столько, словно отлит из чистого золота.
— Скоро он очнется, — безо всякой радости произнес Фома. Ему было стыдно за свой страх и испытываемую в данный момент радость, тем паче, что Вальрик, которому было столько же лет, сколько и Фоме, выказал завидную отвагу. Подумать только, нарушить приказ отца! Приказ брата Рубеуса! Повернуть назад! Фома восхищался и… завидовал. А зависть порождала злость. Хотелось фырчать и плеваться искрами, как факел, который поручили нести Фоме.
— Вряд ли скоро, рука у Рубеуса тяжелая, и удар хороший, так что тащить мне его и тащить. Ну, оно и к лучшему, уж можешь мне поверить, мальчонка — самодур, мало его батька порол, ох мало… — И, поправив ношу, толстяк прибавил шагу. — А ты, давай, вперед лучше, свети, а то темень, как у беса под хвостом, прости Господи. Держи факел, кому сказал, а то не видно ни черта!
Фома подчинился, хотя и обидно, он же не виноват, что факел такой тяжелый, руку вниз тянет. А на шее сумка с книгой и пистолетом, к которому Фома так и не прикоснулся. Не отсырела бы книга. А, если желтый дым страницы повредил? Как бы глянуть? Попросить Морли факел подержать? Он разозлится, значит, придется ждать привала, должен же быть привал! А пока, дабы отвлечься от мрачных мыслей, Фома решил сочинить новую главу. Это будет примерно так: "Подземный ход был на удивление широк и просторен, словно великие титаны древности вознамерились построить в глубине недр земных чудесный град, однако же сгинули, не доведя задуманное до конца. Даже темнота, коею не способны разогнать слабые огни наших факелов…" — на этом месте Фома покосился на влажную стену, по которой медленно ползло рыжее пятно. Какими словами описать ее? Например, так: "даже темнота не в силах сокрыть величие стен из неведомого материала, похожего на камень, и вместе с тем гладкого, точно стекло". Дальше нужно написать про прошлое, про то, что на этом месте могли цвести дивные сады и бродить звери, как написано в Священной книге, это был бы настоящий рай на земле…
Тут Фома споткнулся и, едва не упав в отнюдь не райскую воду, выпустил факел из рук, тот обиженно зашипел, и Фома поспешил поднять его. Господи, только бы не погас, только бы не погас…
— Под ноги смотри! — Рявкнул Морли. — А то и сам шею свернешь, и мы с тобой тут подохнем.
— От чего? — Теперь Фома держал факел обеими руками. К счастью, просмоленное дерево выдержало купание в воде, огонь не погас. А вот раздражение брата Морли росло с каждым шагом.
— От голода, жажда и дурости твоей.