Книги Бахмана
Шрифт:
Голова Гаррати упала на грудь. Он засыпал. Прогулка продолжалась.
По холмам, по долам, по равнинам и горам. По мостам, городам, бардакам. Он захихикал. Сознание мутилось. Ноги ступали по асфальту, и отрывающаяся подошва хлопала теперь сильнее, как покосившийся ставень в заброшенном доме.
Мыслю, следовательно, существую. Латынь, первый год обучения. Старый афоризм на мертвом языке. Тише-мыши-кот-на-крыше. Кто-привел-его-туда? Джекки-Флинни-тише.
Я существую, вот я.
Еще одна хлопушка разорвалась. Опять волна
Папа, я не радовался, когда тебе пришлось уйти, но потом, когда тебя не стало, я не скучал по тебе по-настоящему. Прости. Но не поэтому я здесь. Нет у меня подсознательного стремления к смерти, извини, Стеббинс. Извини, конечно, но…
Опять выстрелы, они разбудили его, и опять возник знакомый мешок, в котором еще один из них отправился на встречу с Иисусом. Толпа вскрикнула от ужаса и одобрительно заревела.
— Гаррати! — завопила какая-то женщина. — Рей Гаррати! — Резкий, сорванный голос. — Мы с тобой, дружок! Мы с тобой, Рей!
Голос ее перекрыл шум толпы, головы зрителей стали поворачиваться, всем хотелось получше разглядеть Парня из Мэна. Отдельные выкрики слились в нарастающий радостный рев.
Толпа снова начала скандировать. Гаррати слышал свою фамилию бесчисленное количество раз, и в конце концов она превратилась для него в набор ничего не значащих звуков, не имеющих к нему отношения.
Он помахал толпе и опять стал засыпать.
Глава 11
Вперед, засранцы! Что, вечно хотите жить? Безымянный участник первой мировой войны, старший сержант
В Олдтаун они вошли около полуночи. Процессия дважды свернула на боковые улицы, вышла на шоссе 2 и двинулась через центральную часть города.
Все, что видел Рей Гаррати в Олдтауне, казалось ему размытым и нереальным, как в ночном кошмаре. Гул приветствий разросся настолько, что как будто отнимал у человека всякую способность рационально мыслить. Благодаря причудливому оранжевому свету дуговых электрических фонарей ночь превратилась в сверкающий, лишенный тени день. В этом свете даже самое дружелюбное лицо выглядело так, словно оно принадлежало выходцу из склепа. Конфетти, клочки газет, обрывки страниц телефонных справочников, длинные ленты туалетной бумаги вылетали из окон вторых и третьих этажей и парили в воздухе. Точь-в-точь Нью-Йорк, торжественное чествование победителей первенства США по бейсболу среди любителей.
В Олдтауне не погиб никто. Когда в первом часу группа пошла по набережной Стиллуотера, оранжевых фонарей стало чуть меньше и толпы немного поредели. Начиналось третье мая. В нос ударил густой запах, исходящий от бумажной фабрики, сочный запах химикатов, жженой древесины, отходов и подступающего рака желудка. Конические горы стружки здесь были выше зданий в центре города.
— Что такое?
— Заходим на трассу. — Макврайс был возбужден. — Есть слух. У них там на входе сучий военный караул. Будет салют из четырехсот стволов!
— Четыре сотни ушли в Долину Смерти, — пробормотал Гаррати, стирая с глаз сонную пелену. — Я сегодня много раз слышал салют из трех стволов. Мне неинтересно. Дай поспать.
— Не в том дело. После их салюта мы тоже дадим салют. Газовый залп сорока шести пар губ.
Гаррати слегка улыбнулся. Губы его одеревенели и не слушались. Но какая-то улыбка получилась.
— Так?
— Конечно. Точнее… сорока пар губ. Несколько человек сейчас далеко не в лучшей форме.
Гаррати на миг увидел Олсона, «Летучего голландца» в человеческом обличье.
— Хорошо, я участвую, — сказал он.
— Тогда подтягивайся к нам поближе.
Гаррати кивнул. Они с Макврайсом присоединились к Пирсону, Абрахаму, Скрамму и Бейкеру. Ребята в коже шли впереди, но уже ближе к пелетону.
— Баркович участвует? — спросил Гаррати.
Макврайс фыркнул:
— Он полагает, что это лучшая идея в мире, не считая платных туалетов.
Замерзший Гаррати напряг мышцы и издал невеселый смешок:
— Готов спорить, он фукнет сильнее любого из нас.
Они подходили к платной магистрали. С правой стороны Гаррати увидел высокую насыпь, а над ней — неверный свет еще нескольких дуговых ламп, на этот раз матово-белых. Впереди, может быть, в полумиле от группы, опустился наклонный скат, по которому им предстояло взойти на магистраль.
— Почти пришли, — сказал Макврайс.
— Кэти! — неожиданно завопил Скрамм, и Гаррати невольно ускорил шаг. — Кэти, я еще не сломался!
Он повернулся к Гаррати. Ни следа узнавания в пустых, воспаленных глазах. Щеки пылали, губы потрескались.
— Нехорошо ему, — сказал Бейкер извиняющимся тоном, словно он был причиной плачевного состояния Скрамма. — Мы его время от времени поили водой и лили воду на голову. Но его фляга почти пуста, и, если ему понадобится еще, он должен кричать сам. Правила есть правила.
— Скрамм, — сказал Гаррати.
— Кто здесь?
Глаза Скрамма бешено вращались.
— Я. Гаррати.
— A-а. Видел Кэти?
— Нет, — осторожно ответил Гаррати. — Я…
— Пришли, — сказал Макврайс.
Крики толпы снова зазвучали на полную мощность, и впереди показался из темноты призрачно-зеленый указатель: МАГИСТРАЛЬ 95 ОГАСТА — ПОРТЛЕНД — ПОРТСМУТ — ЮГ.
— Вот и мы, — прошептал Абрахам. — Дай нам Боже пройти еще сколько-то на юг.
Они входили на платную магистраль по наклонной плоскости, которая содрогалась у них под ногами. Они оказались в пятне света под первым рядом ламп. Дорога сделалась почти горизонтальной, и Гаррати почувствовал знакомый прилив возбуждения. Затем отлив.